Владимир Раевский

С самоуверенностью я вошел в дом Сабанеева. Он был в зале. Впереди залы — большой стол; на нем в беспорядке навалены бумаги. По правую сторону, в некотором отдалении и ближе к выходу, стояли три юнкера из моей школы: Сущов — главный доносчик, Перхалов и Мандра. По левую сторону у степы — адъютанты генерала Сабанеева; у другого конца стола, за которым стояло кресло, восседал генерал Сабанеев, как бы ожидая моего прихода…

Едва ему доложили, что я прибыл, он сделал несколько шагов вперед. Замешательство заметно у него было не только на лице, но и в самих движениях…

— Здравствуйте! Вот юнкера говорят, что вы в полковой школе говорили, что не боитесь меня! — сказал он тихим голосом. — Что вы скажете на это?

— Я ничего сказать не имею, кроме того, что я хорошо не помню, говорил ли я это им.

— Если вы не помните, то они вас уличат.

— Я улик принять не могу. Эти юнкера по требованию вашему только сегодня были выпущены из карцера, и дело не так важно, чтобы нужны были улики.

— Но я хочу знать, говорили ли вы?

Я полагаю, что, если бы я сказал: «не говорил» или «извините, что говорил», — и самолюбивый человек, может быть, кончил бы ничем… Но этот тон, это требование, моя вспыльчивость, вызов с юнкерами на очную ставку, — решили все.

— Я повторяю, что не помню, но если ваше превосходительство требует, чтобы я вас боялся, то извините меня, если я скажу, что бояться кого-нибудь считаю низостью.

Не ожидая подобного ответа, у Сабанеева все лицо повело судорогами. Он закричал:

— Не боитесь! Но как вы смели говорить юнкерам… Я вас арестую.

— Ваше превосходительство, позвольте вам напомнить, что вы не имеете права кричать на меня… Я еще не арестант.

— Вы? Вы? Вы преступник!..

Что было со мною, я хорошо не помню. Холод и огонь пробежали во мне от темя до пяток; я схватился за шпагу, но опомнился и, не отняв от шпаги руки, вынул ее с ножен и подал Сабанееву.

— Если я преступник, вы должны доказать это, носить шпагу после бесчестного определения вашего оскорбления я не могу…

Сабанеев был вне себя. Он схватил шпагу и закричал:

— Тройку лошадей, отправить его в крепость Тираспольскую!..

Город Тирасполь, как крепость на левом берегу Днестра, был основан Суворовым в 1792 году на месте сожженного турками поселения Старая Сукля. Крепость опоясывал высокий земляной вал с бойницами внутри. Войти внутрь можно было только через высокие, окованные железом ворота. В 1822 году в крепости размещался штаб 6-го пехотного корпуса, которым командовал генерал Сабанеев.

На территории крепости, кроме казарм, имелись все необходимые крепостные службы, до церкви включительно.

После того как Раевский был арестован и еще не отправлен в Тираспольскую крепость, служивший при нем арнаут несколько раз просил Раевского разрешить ему «Сабанеева резан», то есть зарезать. Раевскому стоило большого труда удержать его от этого.

«Через полчаса, — вспоминал Раевский, — все бумаги мои были забраны и опечатаны. К дверям моим был приставлен караул. Через семь дней я был отправлен в Тираспольскую крепость. Вот причина и начало шестилетнего заключения, тридцатилетней жизни в ссылке».

Одним из обвинений против Орлова и Раевского послужило происшествие в Камчатском полку 5 декабря 1821 года.

Командир 1-й мушкетерской роты капитан Брюхатов придрался к каптенармусу за то, что тот медленно сушил сухари. Брюхатов не стал выслушивать оправдание каптенармуса, приказал наказать его. Солдаты, видя несправедливость ротного по отношению к каптенармусу, который несколькими днями раньше тоже был наказан капитаном «за то. что не отдал ему «ассигновки на провиант», решили заступиться за невиновного. Они отняли своего товарища из рук капитана, не допустили наказания.

Орлов, защищая солдат, создал комиссию для расследования злоупотреблений Брюхатова.

События в Камчатском полку встревожили Сабанеева: пример камчатцев мог быть заразительным для других солдат, и в этом он не ошибся. В первых числах января 1822 года 37 солдат Охотского пехотного полка подали жалобу на бесчинства батальонного и ротных командиров. Орлов встал на защиту солдат и главных виновников предал суду. Солдаты почувствовали «дух Орловщины», воспрянули, но в это время Орлов убывает в отпуск, и Сабанеев приступил к искоренению орловщи-ны. Он сам ведет расследование происшествий в полках и в результате отменяет приказы Орлова.

В борьбе против Орлова и его единомышленников Сабанееву помогает его начальник штаба генерал Вахтен и командир бригады генерал Черемисинов: последний обнаруживает и доносит, что «майор Раевский действительно масон, вольнодумец и вредный для службы человек», а Орлов «человека сего ласкает, держит у себя и через то поощряет действия вольнодумства в других…».