Владимир Раевский

Сабанеев донес командующему армией: «Прошлого декабря месяца в Камчатском пехотном полку случилось происшествие, которое, обратив на себя полное мое внимание, побудило в точности исследовать причины оного и употребить строгость для наказания преступников. Строжайшим исследованием открыв преступников, я предписал совершить в 48 часов военный суд над нижними чинами и по приговору оного конформировал наказать их кнутом… Экзекуция была произведена на глазах всей роты и в присутствии по 6 человек из каждой другой роты корпуса…»

Эту страшную картину истязаний собственными глазами видел один из чиновников Инзова, князь Долгоруков, который сделал запись в своем дневнике:

«У Аккерманского въезда против манежа… сегодня происходила казнь. Секли кнутом четырех солдат Камчатского полка. Они жаловались Орлову на своего капитана, мучившего всю роту нещадно, и сами, наконец, уставши терпеть его тиранство, вырвали прутья, коими он собирался наказывать и их товарищей. Вот, как говорят, вся их вина, названная возмущением и буйством… При собрании всего находящегося налицо здесь войска, тысяч около двух, прочитали преступникам при звуке труб и литавр сентенцию военную… Стечение народа было большое, — многие дамы не стыдились смотреть из своих колясок…»

Через двое суток все наказуемые умерли.

Расправившись с солдатами, Сабанеев решил посрамить Орлова и в письме к нему писал:

«Система управления Вашего дивизией, по мнению моему, возродила то буйство и неповиновение, каковыми отличила себя камчатская рота…»

Командир корпуса Сабанеев был убежден, что главным виновником всех возмущений в полках являлся «Раевский, злейший разбойник». И он тут же донес руководству армии: «Дабы положить преграду распространяемой Раевским заразы, я счел необходимым его арестовать и прекратить всякое с нижними чинами сношение».

Сабанеев в письме командующему армией изложил суть обвинения майора Раевского.

«Майор Раевский… внушал нижним чинам, что они ему не что иное как друзья-товарищи… Управляя в полку ланкастерской школой, слова «равенство», «свобода», «конституция» и пр. употребляемы были в прописях и на досках писались нижними чинами… С нижними чинами обходился без всякого различия по званию. Например, Раевский, встречаясь с солдатами, спрашивали друг друга о здоровье, потчевали один другого табаком, а когда солдаты прихаживали к Раевскому, сам принимал как гостей и даже садил. Майор Раевский… прочитывая происшествие Семеновского полка, говорил: «Вот, ребята, как должно защищать свою честь, и если кто вас будет наказывать, то выдьте 10 человек вперед и, уничтожа одного, спасете двести…» Правила же, коими руководствовался Раевский, состояли единственно в том, чтобы ослепить нижних чинов уверениями и привлечь их себе доверенность… В учебном заведении и дивизионной квартире он следовал тем же самым правилам. В прописях и форшрифтах для чистого письма часто были употребляемы слова, в пример следующие: революция, конституция, Квирога, Вашингтон и тому подобные… Старался возбудить в нижних чипах чувство свободы… Поцелуй, ласковые слова и разные уверения служили ему орудием в поступках его… он принял за лучшее правило возбудить в нижних чинах негодование и недоверчивость к правительству, осуждая законы и постановления правительства…»

Адъютанты Сабанеева «подполковник Радич и Липранди-младший сделали обыск в квартире Раевского. Были изъяты различные письма и рукописи его работы «Рассуждение о солдате», и, как потом оказалось, среди бумаг был обнаружен список членов союза, который подтверждал существование в Кишиневе тайного общества. Списком заинтересовался Сабанеев и на второй день спросил у Раевского: что за список? Раевский ответил, что «всегда записывал передовых людей по образованию и уму». Сабанеев сделал вид, что поверил, но на всякий случай список отправил в штаб армии Киселеву.

Сабанеев предполагал, что существует тайное общество, но страшно боялся раскрыть его в своем корпусе, это бы подтвердило глухи о его близорукости. Он уже знал от Киселева окрик императора в свой адрес: «Скажите Сабанееву, что, дожив до седых волос, он не видит, что у него делается в 16-й дивизии».

«Вольнодумец совершенно необузданный», как назвал Киселев Раевского, находясь под арестом, понимал: для уличения его в «непозволительных» делах Сабанееву потребуются свидетели. В одном из них он уже был уверен, это юнкер Сущов, которого Раевский еще раньше заподозрил в воровстве у него списка членов Союза благоденствия. Этот список вместе с очередным донесением Сабанеев отправил через Бурцева дежурному генералу Байкову для последующей отправки генералу Витгенштейну.

Когда Байков вскрыл пакет и достал бумаги, оттуда выпал на пол небольшой листок, на котором значилось несколько фамилий. Байков ознакомился с бумагами, а список подал Бурцеву, сказав, что, вероятно, он попал по ошибке, так как к делу но относится. В списке Бурцев заметил свою фамилию и остолбенел. Однако он справился с собою и уйдя от генерала, список уничтожил.