Владимир Раевский

— Стихи, — улыбнулся Раевский.

— Стихи? — удивленно переспросил купец я, услышав подтверждение, громко рассмеялся и тут же назидательно заметил: — Стихи, любезный, надобно издателям направлять, а не в сундуки складывать… Полагаю, вы слышали о поэте Пушкине. В прошлом году я привез из Петербурга в списках некоторые его стихи. Вот это, скажу вам, любезный, стихи так стихи. Сказывают, сам император желал бы, чтобы они хранились в сундуке сочинителя, однако ж они распространяются по всей России…

— Мои стихи издатели тоже будут выбрасывать в корзинку или отправлять в III отделение. А посему я решил, что лучше складывать их в сундук.

Неохотно расставаясь с сундуком, купец подошел к нему и три раза повернул ключом, услышав знакомый звон, махнул рукой:

— Так и быть, забирайте. Храните ваши сочинения под двенадцатью запорами, авось когда-нибудь они увидят свет…[4]

— Будем надеяться…

Когда Раевский привез сундук в Олонки, возле дома его уже ждал пожилой крестьянин, пожаловавший за каким-то неотложным советом. Он и помог внести в дом сундук, а Раевский не удержался от соблазна и показал ему устройство сундука. Вскоре в Олонках заговорили о таинственном сундуке. Как бы там ни было, но сейчас жандармы со всех сторон разглядывали железное чудо, пытаясь отыскать замочную скважину, которая составляла один из его секретов и открывалась при нажатии едва заметной кнопки.

Жандармский офицер сказал, что ежели ключ не отыщется, то сундук он заберет с собой. Но ключ был найден. Раевский подошел к сундуку, вставил ключ в замочную скважину. В комнате прозвенел звонок, вызвавший удивление на лицах непрошеных гостей. Подняв крышку сундука, Раевский повернул голову к жандармскому офицеру:

— Пожалуйста, однако и здесь никакой крамолы нет.

Офицер локтями оттолкнул от сундука своих помощников, жадно запустил руку вовнутрь, извлек оттуда листы исписанной бумаги, бросил на стол, затем в боковом отсеке нащупал пачку хрустящих ассигнаций. Положив деньги рядом с бумагами, офицер присел к столу, спросил:

— Это все ваше?

— Чужого не держим, — ответил Раевский, и, глядя на офицера, спросил: — Вы что же, намерены деньги отобрать?

Офицер молча продолжал считать, а когда закончил, ответил:

— Нет, деньги брать не велено. Однако могут спросить сколько было.

Оставив деньги на столе, жандарм пододвинул к себе бумаги, поинтересовался:

— Бумаги сии о чем?

— Мои стихи.

— Однако ж мы их увезем, пусть там поглядят, энтого мы не разумеем.

Когда жандармы удалились, на улице стояла ночь, но Раевские больше не ложились спать. Владимир Федосеевич вслух высказывал предположения, строил различные догадки насчет неожиданного обыска, что «кто-то учинил ложный донос».

Еще долго сундук стоял открытым. Раевский смотрел на него, иногда ему казалось, что жандармы опустошили не сундук, а его душу. Свое чувство выразил вслух:

— Когда в двадцать втором году у меня делали обыск, я не чувствовал себя так скверно, как сейчас. Очень жаль стихов. Теперь я их больше не увижу…

— В них есть что-то непозволительное? — тревожно спросила жена.

— Как тебе сказать, их я писал для себя. Там мои личные чувства и мысли, а кто может запретить человеку мыслить? Правда, Николай Павлович стремится к этому…

Владимир Федосеевич поглядел на растревоженное лицо жены, сказал:

— Ничего, Дуняша, все будет у нас хорошо…

Два дня спустя после обыска на Раевского навалилась новая неприятность. Из Иркутска в Олонки приехал следователь и потребовал у Раевского письменного ответа на несколько вопросов касательно «дела о буйных поступках курского помещика, отставного корнета Петра Раевского» — брата декабриста. Истинная причина обыска и допроса открылась несколько лет спустя.

В июле 1830 года брат Раевского Петр решил создать общество «бывшее у Орлова». Постепенно к Петру Раевскому примкнул ротмистр Уланского полка Юрьев, штабс-капитан Ушаков, поручик Колычев, штаб-лекарь Адам, поручик Языков и дворянин Боев. На первом совещании было решено связаться с влиятельными лицами в Петербурге и в Иркутске, в частности, с Владимиром Раевским, куда предполагалась поездка Петра. Для общества нужны были деньги. Петр Раевский дал согласие заложить за 100 тысяч рублей имение, а тридцать тысяч взять под заемное письмо. После чего решено созвать новое совещание и избрать Михаила Орлова главой общества. Тогда же по предложению Боева было решено убить царя. С замыслом общества Петр ознакомил двоюродного брата Василия Раевского, который якобы примкнул к заговорщикам, а сам немедленно написал донос в III отделение.