Но вот только условные «дагестанские чиновники» — те уж никак не могли слышать подобных песен! И потому переживать о том, как сделать так, чтобы не допустить горскую молодежь до ознакомления со столь «вредным» контентом. Тут скорее уже сработала та самая «мифологизация личности». Те более что, как говорится, «сигналы были». Не думаю, что местная власть национальных окраин не слышала о разного рода «вредных настроениях»!
Хизри Ильясов:
В те годы нам, горской молодежи, казалось, будто Высоцкий зажег в наших юных душах огонь свободы — и в мышлении, и в поведении — мы буквально жаждали его новых песен! Он многому научил нас: быть независимыми, иметь свое собственное мнение и смелость высказывать его.А вот это — в тоталитарном государстве уже непростительно. Это — уже самая настоящая идеологическая диверсия! При открытом лицемерии на всех уровнях, при нарочитом «вылизывании» действующей власти всеми видами художественных методов — «голая правда» Высоцкого и впрямь выглядела вызывающей! Хотя этот вызов едва ли подавался «открытым текстом».
Владимир Гугнин:
Возможно, творчество Высоцкого не очень-то и сильно раскачивало «Титаник» советского государства, поэтому он и не был так уж опасен для него. Но все-таки он был открытым оппозиционером. Не диссидентом, а именно оппозиционером. Некоторое его песни отличаются вызывающим содержанием, которое не может не спровоцировать явное недовольство у консерваторов всех времен. Например, его хрестоматийная песня «Охота на волков». Казалось бы, сочинил и исполнил добрый человек песню в защиту природы… Но он исполнил ее так, что всем вокруг стало понятно: мы живем в мире, где кровавая травля вольнолюбия — обычное дело. И это поняли даже самые тупоголовые истуканы от власти!Опасным, может быть, и не был. Но неудобным — более чем. И тут все: и «дерзкая» манера исполнения, и свободолюбивый образ жизни… И нежелание сварганить что-то такое «политически грамотное», на злобу дня — чтобы потрафить чиновничьим чаяниям. Но и само содержание — ну разве, мол, можно прямо так, без всяких прикрас и фигур умолчания?
Сергей Нырков:
Высоцкий был очень неудобным для власти. Он не пел про красноармейцев, про Братскую ГЭС или про «юный Октябрь впереди». Он исполнял песни про тюрьму, про рецидивистов и воров, что были частью этого общества. Ведь в обществе много людей сидело в тюрьмах — и по политическим, и по уголовным статьям. Причем такая «криминальщина» в советские времена вылезала везде. Трудно было найти человека, кто бы с этим не сталкивался! Но только всего этого не было в официальной литературе — та выражала лишь условные характеры неких персонажей, «строителей коммунизма». А Высоцкий выражал реальных людей — в том числе и с криминальным прошлым и настоящим.А это лишь один из «неудобных» аспектов! А было и множество других. Вообще, сам факт того, что кто-то отображает «советскую действительность» не так, как было обговорено в высших партийных кабинетах, как спущено во все нижние инстанции, ответственные за «культурное строительство» — уже являлся крайне неудобным! Создавал плохой прецедент, умалял авторитет официальной культурной политики и значение «партийного руководства искусством». А главное — создавал авторитетную фигуру в народных массах, что не была «утверждена» в соответствующих инстанциях.