Элгин, получив 14 декабря в своем замке в Гонконге письмо Е, сразу ясно понял, что автор этой конфуцианской эпистолы намеревался сказать. Он без труда расшифровал, что вице-король не предъявляет к нему никаких требований, что он крайне вежлив и также скромен в своих возражениях, как сам Элгин в своем ультиматуме. Очевидно, что Е не предъявлял требований, но также очевидно, что если не будут приняты во внимание его дружеские предостережения, то ножи будут приставлены к горлу, а все двери по-прежнему окажутся наглухо закрытыми, как и ворота там, где есть стена. Это любезное послание испещрено ненавистью, которая проступает сквозь туманы. Конечно, Е надо отдать справедливость, он не боится смерти! Элгин также давно себя приучил к мысли о неизбежности ее! И он идет на риск, туда, где опасность грозит его жизни. Он может быть убит под стеной Кантона.
«Е, императорский уполномоченный, генерал-губернатор двух Гуаней, вступая в коммуникацию, отвечает. 12 настоящего и получил письмо от посла, высланное в этот же день, и высоко удовлетворен, что ваше превосходство направлен с полномочиями в Кантон».
«На основании договоров коммерческие отношения успешно развиваются… Но в письме… упоминается… что эта приятная картина имеет одно исключение. В течение столетия ваша нация вела торговлю с одним Кантоном, а в 4-х других портах ничего подобного не происходило. Они открыты по договорам 42-го и 44-го года».
Первый щелчок по носу, по образцу тех, которые испытал Путятин, Е опровергает каждый довод Элгина, что договора не соблюдаются…
«Кантон действительно… проложил свой путь в торговле… давно учрежденной, и этим разнится от других портов (характером отношений)… но коммерческие взаимосвязи и принципы всюду одинаковые… Не было здесь или где-либо еще оскорблений иностранцев… О допуске в Кантон в марте 1847 года уполномоченный королевы, присланный Девис на этом настаивал, чтобы Кантон был открыт для иностранцев, назначил срок в два года, но из-за жалоб на него иностранных купцов он сам был через год отозван».
Поэтому требование Девиса оказалось несостоятельным, похоже, что так…
«…был заменен уполномоченным Бохемом впоследствии… который прибыл в Гуандунь… и происходила длительная переписка между ним и ныне находящимся в отставке уполномоченным и губернатором Сью… Споры о допуске в Кантон наконец были отброшены и… уполномоченный Бохем выпустил… от имени правительственной конторы в Гонконге, что… губернатор, не разрешает иностранцам выходить в город Кантон. На это я сам, Е, представитель его величества Китая, сообщил в Пекин в памятной записке, что англичане окончательно отбросили вопрос о допуске в Кантон, и имел честь в ответ получить следующий императорский декрет…»
Вот что тут дальше начинается, Элгин не сразу может сообразить. Текст декрета:
«Стены городов, существующие для защиты населения в случае если события заставят их развалиться, должны быть предусмотрены в лучшем виде. Руководствуйтесь этим. По сведениям из авторитетных английских газет за 1850 год известно существование высочайшего письма английской королевы, которое прибыло в Гонконг, адресованное уполномоченному Бохему: „Мы извещаем обо всем касательно происшедшего в городе Тяньцзине и в пяти портах Китая. Мистер Бохем, как губернатор… он без сомнения в этом деле проявил большую проницательность, был осведомлен, что Сью, губернатор двух Гуаней, секретно подготовил меры, в которых Е, губернатор Вантунга, северной провинции, также принимал участие, и они вместе обратились к китайскому правительству, чтобы послать в Пекин секретную экспедицию на солонских судах для обороны города Тяньцзиня“».
Мистер Вейд, переводивший это письмо, присутствовал тут же и, как знаток Китая, давал пояснения послу. Элгин продолжал чтение перевода. Е, как и каждый мандарин, обладал, конечно, литературным мастерством. У них при сдаче экзаменов на право получения чина обязательно умение сочинять стихи, возможно, в таком случае, и новеллы. Письмо Е обнаруживало творческие способности автора. Вряд ли император в своем декрете упоминает такие достоинства Е, сведения о которых рассчитаны на западных варваров. Либо все это Е ввернул в императорский декрет для придания веса себе в глазах своих соперников, либо весь этот огромный декрет является каким-то коллашем, мешаниной, которую Е подносил не от своего имени, а якобы от имени императора, который будто бы все это писал для Е. В таком случае, если мы начнем войну, разгромим Кантон, взорвем его стены и нам покажется, что мы поставили врага на колени и опозорили императорский Китай, показав китайскому народу его ничтожество, то на самом деле все это будет очень умело объяснено приближенными императора и самим Сыном Неба в декретах. Просто объявит, что это величайшая ошибка Е, только его одного, он за это будет казнен, а Китай как был, так и останется непобедимым. Тяжелая задача.