На рассвете к ним пришёл Арман. Лицо у него было расстроенным.
– Посмотри вниз, – сказал Арман и кивнул винтовкой в сторону шоссе.
Иван выглянул из-за камней. Дороги не было видно. Всё пространство между холмами, поросшими хвойным лесом, заполнил густой туман. Ночь словно утрамбовала его, и теперь он даже не двигался.
– Надо ждать, – сказал Иван. – Сейчас подует ветер, и туман уйдёт.
– Остаётся только надеяться.
На рассвете дорога ожила…
Глава девятнадцатая
Сразу несколько бронебойных болванок врезались в башню и лобовую броню длинноствольного T-IV. Не останавливаясь и даже не сбавляя скорости, танк огрызнулся несколькими выстрелами. Но цена этого огня была ничтожной. Никакого вреда ни артиллеристам, ни ротам снаряды, выпущенные из башенного орудия немецкого танка, не нанесли. И уже следующая серия бронебойных трасс остановила T-IV.
Танк загорелся в каких-то пятидесяти-шестидесяти метрах от КП командира Восьмой роты. Воронцов уже приказал приготовить противотанковые гранаты и сам взял из ниши прикрытую сапёрной лопатой тяжёлую РПГ-43[25]
.Открылся верхний люк. Но оттуда никто не появился. Пламя, смешанное с маслянисто-чёрным дымом, вырвалось вверх. Горела и моторная часть, куда, видимо, тоже угодил кумулятивный снаряд.
Артиллеристы своё дело сделали и тут же начали обстрел опушки леса осколочными снарядами.
Пулемёты работали без остановок. Автоматчики в ячейках не успевали менять диски. Огонь был доведён до такой интенсивности, что над линией окопов батальона стоял сплошной гул.
Воронцов положил назад в нишу противотанковую гранату, прикрыл сверху сапёрной лопаткой и посмотрел на фланги.
Рота дралась превосходно. Резко и часто, сливаясь в залпы, били винтовки. Торопливо частили ППШ. ДШК ефрейтора Чучина работал то короткими, то длинными очередями. Плотник стрелял прицельно. Природная вологодская скуповатость не позволяла ему как попало расходовать боезапас.
Но немцы наваливались на поляну перед Восьмой ротой такой густой толпой и так стремительно расползались по лугу и по обочинам дороги, что, несмотря на ураганный огонь взводов и фланкирующий огонь соседних рот, вскоре были уже в пятидесяти шагах от линии окопов. Они с двух сторон обтекали горящий T-IV и снова смыкались в сплошной поток.
Воронцов уже видел, как бежавшие впереди выдёргивали из раструбов сапог штоковые гранаты и отвинчивали колпачки.
Он резко повернулся к старшему лейтенанту и закричал:
– Почему не открываете огонь?!
Старший лейтенант положил трубку на рычаг и надел на свою видавшую виды солдатскую пилотку каску, такую же обшарпанную, поцарапанную, с трещиной на боку. Он махнул рукой за бруствер и сказал:
– Сейчас.
Мины рванули серией. Они буквально смели первые ряды прорывающихся, нарушили движение потока, так что он колыхнулся назад. Но из лесу напирали новые и новые волны, поток на мгновение замер, будто в коротком раздумье – куда дальше? – и стал растекаться вширь, захватывать окрестные перелески. Мины с металлическим хрустом взрывались в самой гуще потока. Вой и проклятия поднимались над дорогой и лугом. В траншее и ячейках, в пулемётных окопах позади хода сообщения тоже кричали и проклинали.
Миномётный огонь в несколько минут изменил ситуацию перед фронтом Восьмой гвардейской роты.
Прорыв с ходу немцам не удался. Потери их ужаснули. Послышались свистки фельдфебелей и команды офицеров:
– Zurück! Zurück![26]
– In den Wald! Schnell in den Wald![27]
– Los! Los![28]
Воронцов отщёлкнул пустой диск, пошарил в нише, нашёл полный. Тяжесть его обнадёживала.
В бою он всегда боялся, что вот-вот закончатся патроны. Даже во сне снилось – всё, закончились, конец…
Это был последний диск. Надо заряжать. Сказал Екименкову, указав на пирамиду пустых дисков:
– Заряди. Сейчас придут в себя и снова полезут.
Екименков уже сидел на корточках на дне окопа и торопливо набивал опустевшие диски, загребая золотистые зёрна патронов прямо из цинка. Ему помогал связист Данин.
Немецкая атака его сильно напугала. По тому, как он быстро и ловко набивал патронами диски ротного, можно было понять, что на автомат Воронцова с этой минуты он надеялся больше, чем на телефонный аппарат и всю батальонную связь вместе взятую. Из своей винтовки он сделал всего два выстрела. Она стояла в углу окопа рядом с телефонной коробкой с открытым затвором.
Зазвонил телефон. Кружкин подал Воронцову трубку:
– Комбат, – коротко сказал он.
– Восьмой, ну что там у тебя?
– Да вроде удержался, товарищ Первый.
– Удержался… Ты, Сашка, геройски удержался! – засмеялся на том конце провода капитан Солодовников. – Хоть и поработал на тебя весь батальон и всё усиление, но посмотри, сколько ты перед своей траншеей фрицев навалял! Картина Верещагина! Посмотри, посмотри! У тебя там вид получше, чем с моего эн-пэ!
– Спасибо за поддержку, Андрей Ильич. Я думал, всё, гранатами забросают. Миномётчики молодцы.
– Все молодцы! Все! – радостно рокотал капитан Солодовников. – Какие потери?
– Трое раненых. Всё.
– Тяжёлые?
– Нет. Лёгкие. От эвакуации отказались.