Власть и общественность на закате старой России. Воспоминания современника

Но ни прессе, ни публике, ни самому Земскому съезду не хватало понимания настоящей задачи момента. Она была не в устройстве показного парламента. Задача была труднее и глубже. Культурная общественность была только поверхностным слоем. Русский народ мог быть великолепным материалом в умелых руках; предоставленный самому себе и своему вдохновенно, он мог показать себя дикарем. Программа передовой общественности, т. е. превращение России в правовую страну, была для государства спасительной. Но народ ее еще не понимал, его надо было для этого воспитывать и даже перевоспитывать. Самодержавие довело страну до общего недовольства и взрыва. Тем более в этот момент нельзя было оставить народ без руководства и преклоняться перед его стихийною волею. Задача момента была тогда именно в том, чтобы при переходе России на новые рельсы не допустить победы антигосударственных сил, которые революционная демагогия хотела использовать для торжества революции. Не общественность создала эти силы, но она должна была помочь с ними справиться. Без ее помощи победа над ними была бы победой «чистой реакции». Но чтобы их одолеть, было нужно не продолжать борьбу с властью до полной победы, а скорее заключить соглашение с ней. Этого общественность не понимала. При страшных событиях 1905 года она обнаружила ту детскую радость, которую показывает ребенок при виде начавшегося в доме пожара. Только непониманием трудностей, которые обществу предстояли, можно было объяснить безудержную радость общественности в 1905 и 1917 годах, похожую на радость тех, кто в 1914 году приветствовал европейскую катастрофу[785]. Это легкомыслие сделало, что работа и забота Земского съезда пошли мимо главной задачи: приведения России в порядок. Земцы под прежним политическим руководством «продолжали войну» с ослабевшей исторической властью и радостно рубили сук, на котором сидели.

«Руководящая политическая группа» уже поставила съезд перед совершившимся фактом, благодаря ответу земской делегации на приглашение Витте. Не все, однако, были довольны этим ответом. Отголоски неудовольствия сказались и в докладе Кокошкина. В сотый раз повторяя рассказ о поездке, он на этот раз счел нужным опровергнуть «слух», будто земцам тогда «предлагали портфели»[786]. В опровержении была доля неискренности. Позиция земцев, конечно, сделала невозможным предложение им портфелей. Но сам Кокошкин всем рассказывал с гордостью, что получение портфелей тогда зависело только от них; но на съезде он уже не хотел подчеркивать нетерпимости делегации и всю вину за разрыв старался возложить на правительство. При настроении Земского съезда ему нечего было стараться; нельзя было ждать, чтоб съезд решился свое Бюро дезавуировать.

Благодаря делегации момент для участия в министерстве был земством пропущен. Ко времени съезда уже образовалось другое правительство[787]. Ставился новый вопрос: как к нему отнесется русское земство?

Для общественных деятелей положение стало труднее, чем было раньше. Прошло три недели. Беспорядки в стране увеличились. Пробежала ответная волна бестактностей и произвола администраторов. Перспективы конституционного строя зависели более всего от того, сумеет ли понять наиболее зрелая часть русского общества, что должно защищать не только конституционный порядок против реставрационных желаний, но и законные права обывателей против революционных насилий? Что когда власть так поступает, она имеет право рассчитывать на моральную поддержку русского общества.

Съезд показал, что в этом смысле на его большинство рассчитывать было нельзя. Предложение о поддержке правительства было внесено от «меньшинства» съезда (Стахович, Волконский)[788]. Защищал его на съезде М. А. Стахович, привлекательная и обаятельная фигура этого времени, грешивший, как почти все, легкомысленным оптимизмом, но не отсутствием государственного понимания. Стахович доказывал, что революционные волнения непременно приведут Россию к анархии, если им не противопоставить «конституционный порядок»; для этого необходимо как можно скорее созвать Думу. М. Стахович, как и Шипов, был сам славянофил, но с конституцией помирился и в ней искал спасения против разложения государства. Но, говорил он, пока конституция еще не обнародована и Дума не созвана, необходимо всеми мерами защищать порядок от революционных атак. В этой элементарной задаче земцы должны государственную власть поддержать[789]. Такое заявление со стороны целого Земского съезда дало бы Витте нужную ему опору в глазах государя и показало бы оторопевшим верхам и перепуганным обывателям, что в России есть основа для конституционного строя. Только такой позицией можно было защищать конституционную власть от обходов справа, которые старались убедить государя, что порядок держится на одном самодержавии. И только оказав Витте эту поддержку, можно бы было поставить ему политические условия и искать почву для соглашения. Только так можно было тогда служить конституции.