Так кончился спор. Roma locuta est![953]
Можно жалеть, что спор не осветил самого главного. Никто не доказывал, что для России и для династии было полезно, чтобы монархия перестала быть «неограниченной»; потому у государя могло остаться впечатление, будто этого никто не хотел и что только 17 октября он попал в ловушку, из которой вырваться уже не мог, что шаг за шагом его толкали на решения, которые влекли за собой ограничение его власти. Этого он не простил ни Витте, ни всему кабинету. Но, как бы то ни было, истинный смысл изменения, которое было внесено в Основные законы, стал совершенно ясен. Из старых законов с согласия государя был исключен не исторический титул, а реальное право; государь сделал себя подзаконным, т. е. конституционным монархом. Основные законы его прежние права ограничили. И государь это понял. Его недовольство выразилось в своеобразной форме. Сольский спросил: «Угодно ли Вашему Величеству приказать приготовить манифест или указ об обнародовании Основных законов?» И для опубликования этого важнейшего акта, которым начиналась новая эра России, государь не захотел торжественной формы. Он ответил: «Я нахожу указ достаточным»[954]. Основные законы опубликованы были им без радости, без гордости, с досадой на вынужденную уступку. Уже по одному этому другая сторона была слепа, когда встретила эти Основные законы с таким негодованием. Они были настоящей победой либерализма. Ими была октроирована подлинная конституция. Если этого иностранного слова не было сказано, то существо конституции было все налицо. Воле монарха были поставлены пределы теми законами, изменять которые единолично он уже не мог. Только это и составляет смысл конституции: не присяга на верность законам, не двухстороннее соглашение, не контрасигнование актов, как потом правые стали доказывать в Думе. Конституция в том, что без согласия представительства государь изменять законов не может. И это было достигнуто. Не делает чести нашим политикам, если этого они не заметили.Ход государственной жизни определяется не одной писаной конституцией, но и реальным соотношением сил. Если власть сильна, а общество слабо, власть может безнаказанно нарушать права народного представительства; она сделает государственный переворот, и страна спокойно его принимает, как 3 июня 1907 года. Зато власть может обладать по конституции «полнотой прав» и быть на деле бессильной перед улицей, как это было с Временным правительством в 1917 году. Но я говорю не об этом соотношении сил, а о свойствах самой конституции. Порицатели ее находили, что Законы 1906 года сузили права представительства, оставили власти слишком много лазеек, чтобы законные права его нарушать. Это обвинение стало либеральным каноном. Его интересно проверить. После нашего опыта я решаюсь утверждать, что именно то, что этой конституции ставили слишком легко и поспешно в упрек, оказалось полезно для ее сохранения и укрепления
. Не думаю, что авторы ее именно это предвидели и хотели. Конституция оказалась лучше их замысла именно потому, что в ней была необходимость. Как в обреченном режиме самые целесообразные меры обращаются против него, так в нашей давножданной конституционной монархии даже подкопы под нее шли ей на пользу.Несколько примеров этого наблюдения.
Общественность негодовала, что Основные законы
, т. е. «конституция» наша, были забронированы против пересмотра в порядке думской инициативы. Сколько было пролито на эту тему чернил! В особенном порядке для изменения конституции ничего ненормального нет, он существует в громадном большинстве конституций. Но меньше, чем где-либо, были основания негодовать на это русской общественности: она еще не попробовала применить свою первую конституцию, не успела на практике увидать ее недостатков. Ее критика основывалась лишь на том, что в конституции не было полного народовластия и подчинения всей власти народному представительству. Если бы Основные законы забронированы не были, то первые шаги представительства непременно были бы направлены на продолжение борьбы с властью, а не на сотрудничество с ней в осуществлении всеми сознанных и необходимых реформ. Эта борьба привела бы к победе той или другой стороны, т. е. к восстановлению самодержавия или к торжеству революции. Было счастьем для нас, что Основные законы мудро эту ненужную борьбу устранили.