Власть над миром. История идеи

Как утверждалось в бессчетном количестве некрологов, квинтэссенцией правления Рональда Рейгана являлся оптимизм. Он же больше всего беспокоил критиков в момент победы Рейгана на выборах в 1980 г. Они утверждали, что Америка вступает в период отрицания, замыкается в себе. Президент Фонда Карнеги Томас Хьюз говорил о «сумерках интернационализма». Задавая вопрос, что сталось с американским стремлением переделать весь мир, которое заставило миллионера-пацифиста Эндрю Карнеги основать фонд 75 лет тому назад, Хьюз нападал на Рейгана за отказ признать юрисдикцию Палаты международного правосудия, критику ООН, денонсацию договоров и попирание международного права. Рейган, писал Хьюз, «делает хорошую мину при плохой игре», когда пытается перенаправить силу американского оптимизма на гонку вооружений, незаконные вторжения за границей, раздувание дефицита и завышение стоимости доллара[407].

Сторонники Рейгана придерживались, конечно, другой точки зрения, и не только в том, что касалось распространения демократии и гонки вооружений. Они считали, что Америка возвращается к мировому лидерству, а не удаляется от мира. Уверенность Рейгана в силе дерегуляции с целью высвобождения личных амбиций и развития предпринимательства устраивала как бойцов холодной войны с Восточного побережья, так и Силиконовую долину, где длинноволосые гении-самоучки из 1960-х гг. успели превратиться в богатых бизнесменов благодаря подъему компьютерной индустрии и Интернета. Однако ООН в этой концепции мирового лидерства, по Рейгану, практически не оставалось места, что препятствовало ее попыткам взять под контроль многие проблемы в международных делах. Наиболее наглядно это проявилось в вопросах охраны окружающей среды.

Всего десятью годами ранее США проводили в ООН активную политику по экологическим проблемам и искали пути для того, чтобы сделать эту организацию лидером в данной сфере, только-только появлявшейся в международных делах. Пока постколониальный Юг стремился к индустриализации, эмансипации и повышению благосостояния, общественное мнение на Западе ставило под вопрос этот культ роста, задаваясь вопросом, не оказал ли слишком быстрый технологический и промышленный прогресс слишком большого влияния на экологию. «Вера в науку и технологию уступила место страху перед их последствиями», – писал «Тайм». Научная фантастика пугала апокалипсисом. В романе Филипа Дика 1968 г. «Мечтают ли андроиды об электроовцах?» описывалось будущее после последней мировой войны, разразившейся несколько десятилетий назад по причинам, которых никто не помнил. Сан-Франциско лежал в руинах, а цивилизованная жизнь на Земле закончилась: правительства пали, ООН переселила выживших на другую планету Солнечной системы, связь человечества с родной Землей прервалась. В следующем году «Нью-Йорк Таймс» написала, что гнев студенчества по поводу Вьетнама вскоре затмит другая, еще более масштабная мобилизация по поводу «природоохранного кризиса». Далее в 1970 г. состоялся первый в истории День Земли, когда миллионы американцев (только в Центральном парке собралось не менее миллиона человек) приняли участие в акции в защиту охраны окружающей среды, равной которой никогда ранее не проводилось.