Власть нулей. Том 1

– А Изюмов опять в тюрьме сидит, – добавила Ленка. – Только полгода тому назад вышел и опять загремел за грабёж.

– Однокласснички, блин! – усмехнулась Тамара. – Сама себе завидую.

– Нам нужен хотя бы один мужской персонаж для фельетона! – больше всех шумела Марина. – Вы забыли, что у нас юбилейный год выпуска?

– Любка Ромашкина сказала, что её Андрюшка обязательно явится, – трещала без умолку Оксанка, целовалась со всеми и даже плакала.

– Я могу мужской персонаж сыграть, – прогудела прокуренным голосом Сизова. – В нашей гиблой стране балаболок с яйцами любая баба за мужика в сто раз лучше сыграет. А правда, что Бубликов вернулся в наш… то есть в ваш… этот город?

– Ой-ой, горожанка ты наша с деревенским уклоном! – стали задирать её Ленка с Маринкой. – Как всё обозначила: в ваш город. Да, в наш. Вернулся. Не в ваш.

– О-хо-хо!

– Ха-ха-ха!

Андрюшка пришёл на встречу уже «никакой», поэтому роль чиновника в фельетоне на себя взяла-таки царственная Тамара. Она в самом деле сыграла её лучше, чем это сделал бы кто-то другой – сказалась мужская природа деловой женщины. После официальной части вечера все разошлись по классам, начали брататься, обниматься, вглядываться друг в друга, после чего следовал неизменный возглас: «Ты ли это?! О-о, сколько зим, сколько лет! А помнишь, как мы в пятом классе… Да-да! Ха-ха-ха!». Чаще всего звучал вопрос «а помнишь?»: «А помните, как мы в седьмом классе сбежали с физкультуры?», «А помнишь, как ты рыдал над первой двойкой?».

– А помните, Маргарита Филипповна, как мы в конце восьмидесятых увлекались панками и хиппи? – спрашивал завуча школы Димка Виртанен, который в этот год тоже решил приехать на вечер встречи. – Вы тогда прочитали нам лекцию, что «хиппи – это подсознательный протест благополучных обывателей буржуазного сословия, противопоставляющих себя сытым ценностям капиталистического мира». Вы меня всё ещё спрашивали: «Дима, ты из буржуазной семьи, что ли? Твой отец литейщиком работает, мать – хирургом, а ты решил панком стать?».

– Нет, я не так говорила. Я говорила, что тебе, как бывшему вожаку нашей пионерской дружины, не к лицу рядиться в империалистические обноски.

– Ха-ха-ха! Помню, как же!

– Да уж. Любили вы почудить, дети.

– И как вы нас терпели столько лет? Я бы так не смог.

Мы бегали по этажам школы, как сумасшедшие. Она теперь казалась нам такой маленькой в сравнении с той величественной громадой, какой представлялась в детстве. Огромный кабинет физики с застеклённой лабораторией теперь выглядел тесной комнаткой всё с теми же партами.

– Хорошие парты, – словно бы заступалась за них учительница физики Валентина Фёдоровна. – Настоящее дерево с настоящей полировкой. Сколько поколений за ними сидели, сколько пытались выцарапать свои «Таня плюс Саня равно эЛ» и «Здесь был Вася», а они всё выдержали. А новые пластиковые в кабинете химии все искорёжили за пару лет. Ведь сейчас не дети пошли, а вандалы!.. Нет, вы всё-таки лучше были.

И мы смеялись над её хитрым выражением лица при этих словах.

Из спиртного на вечере было только шампанское, но кто-то как всегда принёс с собой, поэтому Андрюшка Ромашкин под конец основательно «нализался». Люба ругала себя, что опять не углядела.

Вечер уже заканчивался, когда появился Бубликов. Его было не узнать. Он перестал ездить на работу в Петродворец, а нашёл какое-то хлебное место поближе к дому. Видела его в электричке ещё перед Новым годом, и он сказал:

– Я тут поездил месяц на работу, получил зарплату, которой мне и на билет до Питера не хватит. Сказал начальству, что мне нужен ещё один нуль на конце зарплаты, а они смеются: нынче нуль у всех, сам знаешь, на каком конце… Ах, какая же власть в этих нулях! Цифра с тремя нулями на конце – чудо как хороша, с пятью – ещё лучше! Особенно если это – твоя зарплата. Ты знаешь, почему мы помним только как называется миллион, миллиард, триллион, а что там дальше идёт – квадриллион, квинтиллион, секстиллион и так далее – знают только математики?

– Почему?

– Потому что такими суммами никто пока не располагает. Потому что важно и нужно всё то, что можно измерить в деньгах. Вот есть у человека миллион – есть и цифра, его обозначающая. И название для неё специальное, а не какое-то там сухое «десять в шестой степени». Говорят, что в Москве миллионер – это уже не круто. Другое дело – миллиардер! Или даже мультимиллиардер.

– Потому что нулей больше?