Властелин колец

— Помогите! Помогите!! Помогите!!! — собственный голос казался ему едва слышным: его подхватывал и уносил поднятый ветлой ветер.

Вдруг он застыл. Ему послышался ответ; но он, казалось, доносился сзади — из Леса. Он обернулся и прислушался — сомнений не было: кто-то пел. Глубокий радостный голос пел счастливо и беззаботно — но пел сущую несусветицу:

Эй ты, Лог!
Веселый скок!
Динг-и-донг-и-динно!
Звонке, звон!
Прыгай вскачь!
Фил-ли-лол-ли-дилло!
Том-Бом, старый Том,
Том Бомбадилло!

Наполовину в надежде, наполовину в страхе перед новой опасностью, Фродо и Сэм не двигались. И вдруг из долгой вереницы несусветиц — так хоббитам, во всяком случае, казалось — сложилась песня, ясная и звонкая.

Эй! Не хмурься, Волглый Лог! Не такой ты злющий!
Ветерочки по траве и скворец поющий!
Вниз спустившись по Холму и в лучах сияя,
На пороге Тома ждет женщина родная.
Ждет-пождет до льдистых звезд — поспешать мне надо!
Взглянет с лаской Дочь Реки — вот моя награда!
Старый Том Бомбадил с лилиями вместе
Возвращается домой. Слышите вы песню?
Эй, Лог! Волглый Лог! Без конца и края!
Золотинка, Веселинка, ягодка златая!
Ты, Ветельник-лиходрев, подбери-ка корни!
Том торопится домой. Ночь наступит скоро.
Старый Том идет домой с лилиями вместе.
Эй ты, Лог! Волглый Лог! Слышишь ли ты песню?

Фродо и Сэм стояли, будто зачарованные. Ветер выдохся. Листья опять молча повисли на недвижных ветвях. Снова раздалась песня — и вдруг над тростником, подпрыгивая и приплясывая, возникла старая широкополая шляпа с высоким верхом и длинным голубым пером за тульей. Еще один прыжок и поклон — и на тропинке показался крепкий широкоплечий человек — хоть и невысокий для Большого Народа, для хоббита он был все же слишком большим. Его огромные желтые башмаки на толстых ногах с шумом разгребали траву, и он ломился сквозь тростник, точно кабан на водопой. У него была голубая куртка и длинная каштановая борода; и глаза у него тоже были голубые, а лицо — красное, как спелое яблоко, но собранное сотнями смешливых морщинок. В руках, как поднос, он нес большой лист с водяными лилиями.

— Помогите! — закричали Фродо и Сэм и кинулись к нему, протянув руки.

— Тпру! Тпру! Тихо там! — Крикнул им человек, подняв руку, и они остановились, точно окаменев. — Эй, парнишки, вы куда? Что вы так пыхтите — как кузнечные мехи? Вы куда спешите? Что-то здесь у вас стряслось? Знаете вы, кто я? Я — Том Бомбадил. Что у вас такое? Том торопится домой — не помните лилий!

— Моих друзей дерево поймало… — выдохнул Фродо сквозь слезы.

— … И грозится господина Мерри перекусить! — добавил Сэм.

— Что?! — вскричал Том Бомбадил, подпрыгивая в воздух. — Старик Ветельник? Только? Это поправимо. Я ему сейчас спою. Разошелся, старый! Отпою все корни прочь, крону проморожу. Ветер с неба призову — листья пусть закружит, да и веток не щадит… Эй, Старик Ветельник!

Осторожно опустив лилии в траву, он подбежал к дереву. Там все еще торчали ноги Мерри — остальное уже скрылось внутри. Том приложил рот к дуплу и что-то тихо пропел. Слов они не разобрали, но Мерри вдруг радостно взбрыкнул. Том отпрыгнул, обломал ветку и ударил ею по стволу.

— Отпускай их, Лиходрев! — приказал он. — Что еще придумал?! Просыпаться не смей! Зарывайся глубже! Землю ешь! Воду пей! Скоро грянет стужа. Это Том говорит! — тут он схватил Мерри за ноги и рывком вытащил его из дупла.

Раздался скрежещущий звук — и раскрылась другая трещина: из нее, будто его толкнули, вылетел Пин. Потом с громким щелчком обе трещины вновь сомкнулись. Дрожь прошла по дереву от корней до макушки — и все стихло.

— Спасибо вам! — вразнобой сказали хоббиты. Том Бомбадил захохотал.

— Ну что ж, малыши! — он наклонился и заглянул им в лица. — Приглашаю в гости! Сливки с медом на столе, масло и лепешки. Торопитесь за мной. Ждет нас Золотинка. Будет время для бесед! В дом ведет тропинка! — он подхватил лилии, призывно помахал рукой и двинулся, подпрыгивая и приплясывая, по тропе, распевая еще громче и нелепее, чем прежде.

Слишком удивленные и радостные, чтобы говорить, хоббиты поспешили за ним. Поспешали они, однако, не быстро. Том скоро исчез впереди и пение его смолкло вдали. И вдруг голос его снова метнулся назад, к ним: