Властитель мой и господин

Марго – кузина Тины, однажды мы с Тиной встретили ее на улице, и все вместе выпили по чашке кофе.

Тупая как осел, сказал я.

Травоядное животное.

Широченный рот со вздутыми губами, выпуклые скулы, застывшая блаженная улыбка и вид восторженный, как у осла в рождественском вертепе. А сиськи как у прачки. Помнится, именно это – первое, что мне пришло в голову, как только я увидел эту женщину: у нее сиськи как у прачки, подумал я, и мне представилось, как она, стоя на корточках у ручья, стирает белье – натирает его древесной золой, потом топчет босыми ногами, потом несет корзину с чистым бельем на плече, и сиськи-шары колыхаются при каждом шаге; я мог бы еще долго развивать свои эротико-исторические фантазии, если бы Марго не заговорила, и тут мне в голову пришла вторая мысль: силы небесные, какая дура! Сама дурь, абсолютная, вот как бывает абсолютный слух. Речь ее – сплошь банальности и пошлости, а тон – непрошибаемо жизнерадостный, просто жуть. Все у нее офигенно, обалденно, отпад.

Тупая как осел, повторил я. Вызовите ее – убедитесь сами.

На каждом столе лежало меню. Обильное, как всегда на свадьбах: мильфей с фуа-гра и коврижкой, жаркое из перепелов в винном соусе, ризотто с лесными грибами, всевозможные десерты, кофе, вина, шампанское – и все это для чего? – для угощения двухсот пятидесяти гостей, которые в итоге едва успели сесть за стол. Я поменял карточку с именем Марго на карточку ее соседки, взял свой шарф и вышел в сад; бракосочетание вот-вот должно было начаться.

Ведь Тина в конце концов отказалась венчаться в церкви, а поскольку Эдгар был рад выполнить любое ее желание (уточним – это было еще до того, как он узнал о ее измене), он не стал настаивать. Мать Эдгара приняла новость в штыки: эта шлюха меня доконает, сказала она, имея в виду невестку. Эдгар с ней разругался и даже пригрозил, что вообще отменит свадьбу, так что спустя десять дней мать скрепя сердце извинилась перед ним и сдалась: раз они так хотят, ладно, пусть будет светская церемония в приусадебном саду. А уж она от себя закажет мессы за спасение их душ.

20

Описывать, где все происходило, не стану, вы же видели фотографии.

Да, следователь видел снимки, сделанные жандармами на месте: дом, терраса, ряды стульев между рядами олив, ну и арка, конечно. Полукруглое полотнище, украшенное любимыми стихами Тины, которое держалось на двух воткнутых древками в землю алебардах. Все собрались в саду, на первых рядах сидели родители, дедушки с бабушками, свидетели, сестры Эдгара, мать Тины, а за ними – все остальные: друзья, слуги, тетушки, дядюшки, кузины-кузены и я. Рядом с одним из кузенов, весьма неопрятного вида: нечищеные туфли, мятые брюки, плохо заправленная и тоже неглаженая рубашка, на шее слишком длинный, небрежно завязанный галстук, – наверняка это родственник Тины, а не Эдгара (его кузены все как один элегантные, костюмы сидят на них как влитые, можно подумать, они прямо в костюмах родились, а запищали первый раз из-за того, что галстук туговат).

Ждали только Тину.

Эдгар тоже ждал Тину. Стоял под аркой, меж двух алебард, сложив руки за спину, в цилиндре, белом галстуке-лавальер и во фраке, в котором выглядел ужасно нелепо. Ciao, sprezzatura! Казалось, он еле втиснулся в этот фрак, как будто взял его на размер меньше, к тому же ему явно было не по себе, что вообще-то нормально для жениха, но в данном случае он был озабочен уж слишком; оно и понятно – прошло десять минут с назначенного времени, а Тина все не появлялась.

Ставлю десять евро, она не придет.

Это сказал кузен, мой сосед. Десять евро, что не придет. И, задрав голову, прибавил: погодка что-то не ахти.

И правда, небо отяжелело и посерело, стало свинцово-серым, без всяких оттенков посветлее и потемнее, без сгустков и переливов, – нет, равномерная, тусклая, гладкая серость, этакая классическая ноябрьская хмарь, но в июне.

Двадцать, сказал теперь я.

Он-то, кузен, шутил, а я нет. Но у меня перед ним было неоспоримое преимущество. Я знал то, чего не знал он: что этот брак легко мог сорваться.

Вдруг Тина передумала? Вдруг в последний, несчастный момент решила уйти от Эдгара к Васко? Вдруг она говорила с ним по телефону? Может, она уже сбежала через какую-нибудь потайную дверь? С каждой минутой веселое возбуждение все больше уступало место общему замешательству, нарастало какое-то напряжение, тут и там раздавались нервные покашливания и смешки, в воздухе повисла некая неощутимая тяжесть, однако во всем этом чувствовался терпкий привкус, во всяком случае, его чувствовал я: чем не сцена из романа! И точно как в полифоническом романе, каждый относился к происходящему по-своему: все гадали, что с Тиной, при этом одни искали причины ее отсутствия, другие вычисляли последствия, но те и другие озабоченно перешептывались: если невеста не объявится, то будет ли банкет?