Властители душ: Иисус из Назарета, Мухаммед пророк Аллаха

Я найду приют на рассвете
у царя людей,
у Бога людей
от зла,
от джиннов и людей!»

Старый бедуин встал, разорванный коричневый бурнус хлопает его по ногам: «Вот, пророк Бога, вот мое золото!» Он бросает его в воздух, снова ловит плоской ладонью: «Вот смотри! Мое единственное! Вот! Я выброшу это так же, как и тысячу динаров, назначенных за тебя, если ты поклянешься, что твои слова правда, пророк!»

— Я клянусь в этом, пастух!

Бедуин вскидывает руку, кусочек золота пролетает над пламенем как искорка и исчезает в темноте. Слышно, как монета упала неподалеку, тихо звякнув о скалу.

— Выбросил, — говорит бедуин. Он прислушался к звону, хитрая улыбка промелькнула на его лице. Он точно прицелился; утром, при свете дня, ему будет легко вновь отыскать ее. — Спи спокойно, господин. Я провожу тебя в Ятриб, а ты отведешь меня в рай…

Мухаммед (персидское изображение, XIV век).

Народам ислама было запрещено рисовать людей, но описание Пророка можно найти во многих источниках

Кто лучше по религии, чем тот, кто предал свой лик Аллаху, будучи добродеющим…?

Коран, Сура 4, 124

«Пророк! Пророк!»

Ломайте пальмовые ветви, держите их в поднятых руках, чтобы тенистым был его путь! Срывайте с себя одежду, расстилайте ее по земле, чтоб его верблюд не поранил подошвы ни шипом, ни острым камнем…

«Пророк! Пророк!»

Вот сладчайшие фрукты, созревающие в оазисе Ятриба, свежайшее молоко и прозрачная вода!

День за днем, час за часом ожидали мы тебя. Те, кого научил ты молитве, молились о тебе, мы, еще не наученные, пытались делать так, как они… Может быть, услышал Аллах наши слова. Потому что теперь ты все же здесь!

Женщины вплели в волосы гранатовый цвет, а мужчины окрасили свои бороды хной; мы закололи овец и разделили мясо, чтобы радовались все. Потому что сегодня должен быть праздник для всего народа!

Здесь собрались все, кто вынужден был из-за твоего слова бежать из Мекки, — все! Никто не отсутствует, потому что мы приняли их как братьев.

Мухаммед, думаешь, ты беглец, который должен сначала завоевать свое право? Нет, ты видишь: Ятриб — твой город, Мединет эн Наби, город пророка!

Где ты хочешь жить, Мухаммед? Город твой и любой из наших домов принадлежит тебе. Порог, который переступит твоя нога, будет священным…

Мухаммед едет очень медленно, каждому шагу его верблюда препятствуют руки, протянутые в знак приветствия. Он устал и измотан поездкой по пустыне, однако не является ли каждое из улыбающихся, восторженных лиц, смотрящих ему в лицо, источником новых сил? Мединет эн Наби, город пророка! Время тяжелых испытаний позади, пришло время, когда побеждает слово Божье!

«В каком доме хочу я жить, спрашиваете вы? Сам Бог должен решить это и направить стопы моего верблюда. Я не выбираю!»

Мухаммед отпускает поводья из рук, хлыст, при по-мощи которого он направлял верблюда, падает на землю.

«Прочь отсюда! Отойдите! Дайте дорогу! — кричат люди Ятриба. — Дайте посмотреть, куда пойдет верблюд! Отойдите!»

Бедуин, сопровождавший его сюда, смотрит на него вопросительно. Теперь он тоже должен отступить назад? Он делает это неохотно, так как ему кажется, что, пока он держался рукой за седло Мухаммеда, почести, оказываемые пророку, относились и к нему.

Верблюдица удивленно смотрит вокруг себя темными кроткими глазами. Осторожно и медленно поднимает она ногу, одну за другой, проходит вниз по улице, пока не выходит на площадь. Может быть, свободное пространство напоминает ей о дворе дома в Мекке, где ее кормили; возможно, ее манит запах сухих листьев, просачивающийся сквозь открытые ворота дома. Она пересекает площадь, поднимает голову, высматривает, будто желает убедиться, что она на правильном пути, а затем, медленно опускается на колени, будто хочет сказать своему седоку: «Мы пришли! Вылезай из седла!»

Сквозь толпу пробирается седобородый человек.

— Пророк! — кричит он. — Пророк! Перед моим домом на колени опустился твой верблюд. Ты будешь моим гостем! Аллах все знает, вы видите это! Потому что я первый из всех мужчин в Ятрибе, присягнувших пророку в верности!

Мухаммед смотрит на него и тут же узнает. Это старый Аюб, поклявшийся ему в долине Мины следовать за ним. «Твоим гостем хочу я быть, — говорит он, — пока не построим дом, в котором я смогу жить, и дом, где мы будем молиться Аллаху…» Он останавливается, окидывает взглядом площадь, полную восторженных людей вплоть до начала некоторых узких переулков, где толпятся мужчины с серьезными лицами, скрестив руки, наблюдающие за всем, но сами, кажется, не поддерживающие всеобщего торжества.

— Кто они, — спрашивает Мухаммед, — те, что стоят по ту сторону?

— Это, — отвечают ему, — иудеи Ятриба.

* * *