Первая мечеть новой веры в городе пророка не что иное, как четырехугольный клочок земли, окруженный стеной из необожженного кирпича. Абу Бекр купил основную часть, а все верующие помогали валить пальмы, растущие там, ровнять землю и возводить стены.
К северной стене примыкают несколько маленьких пустых комнатушек без окон, пропускающих свет только через двери, которые выходят во двор мечети. Это жилище пророка и его дочери Фатимы. К восточной стене пристроили крытый проход, подпорки из пальмовой древесины поддерживали крышу из листьев и соломы. Здесь спали те, кто хотел услышать слово Божье, но не нашел приюта и был слишком беден, чтобы самому о себе позаботиться. Здесь сидели они и ждали подаяния. Старый бедуин, проводник Мухаммеда из пустыни, находился среди них. Каждый вечер рассказывал он историю своего обращения: как он выбросил кусок золота, чтобы показать, что слово Божье ценит он выше, чем земные блага. И всякий раз, рассказывая это, тайком лез сразу в сумку на поясе, чтобы почувствовать там круглый золотой динар (на следующее утро он сразу же его отыскал).
День клонился к вечеру. Мухаммед сидел в самой большой комнате, оборудованной как приемная для гостей коврами и подушками. Перед ним в ряд, скрестив ноги, сидели в дорогих одеждах три знатнейших иудея из Ятриба.
Пророк долго колебался, прежде чем решил приказать позвать их к себе. Сначала он надеялся, что они сами добровольно придут к нему, а когда этого не произошло, он даже подумал, что сам должен пойти к ним, потому что они первыми получили откровение Бога. Но потом он все же не сделал этого, а призвал их к себе, — как князь своих подданных — это был совет Абу Бекра.
«Чтобы пощадить иудея, ты хочешь обидеть верующего араба? Они смотрят на тебя как на вождя, а ты хочешь поставить иудеев превыше них?»
Этого Мухаммед ни в коем случае не хотел делать. Возможно, Абу Бекр прав. Здесь он был уже не просто объектом для насмешек, как в Мекке, умоляющим людей поверить ему, он был вождем своих приверженцев, он мог требовать.
Тихое чувство тревоги охватило его, пока он некоторое время сидел напротив них молча, как предписывало его достоинство. Это тревога простого необученного человека, не умеющего ни читать, ни писать и который должен позаботиться о том, чтобы ответить на непредсказуемые вопросы и утверждения. Был ли он уже достаточно зрелым, чтобы вести такой разговор? Но Аллах поможет. Он посмотрел сквозь открывшуюся дверь во двор. Негр Билал — он был одним из первых, кто по приказу Абу Бекра бежал из Мекки в Медину — шагал там взад-вперед, положив обнаженную саблю на плечо, преисполненный гордости быть охранником священного дома.
Иудеи проследили за взглядом Мухаммеда и насмешливо улыбнулись, когда увидели негра.
Мухаммед собрался с силами. Так дело не пойдет, нельзя больше тратить попусту драгоценное время и трусливо колебаться. Он тяжело вздохнул и начал: «У нас общий отец, Авраам, любимый Богом».
Старейшина иудеев, Давуд эль Каинока, погладил свою седую бороду.
— Так гласит рукопись, — сказал Давуд размеренно. Он выглядел так, как будто хотел сказать: я не могу отрицать родства между иудеями и арабами, однако далек от того, чтобы радоваться этому.
Мухаммед пропускает это мимо ушей. «Сарра, жена Авраама, родила Исаака, родоначальника племени иудеев, — продолжил он. — Дева Агарь подарила Измаилу, предку арабов, жизнь. Вы были законными сыновьями, а мы — незаконнорожденными».
Раввин разглаживает одежды и медленно улыбается. Может быть, он считает это личной заслугой — принадлежать к народу, происшедшему из правомерного законного брака. Двое других ничего не говорят, старый раввин выпятил влажную нижнюю губу и приподнял голову, наклонив ее набок, потому что он плохо слышит. Бен Шалом, самый молодой из трех иудеев, поднял тонкую белую руку и прикрыл ею грустные глаза. Никто не может отгадать, о чем он думает.
— А так как вы действительно сыновья Авраама, — продолжил Мухаммед уже с большей уверенностью в голосе, — потому Бог послал сначала своего посланника к вам, чтобы научить вас как следует ему служить.
— Мы уже слышали, — говорит Давуд и вежливо кладет ладонь на лоб, — что Мухаммед эль Хашим уделяет внимание словам Моисея.
— Тот, кто верит в Бога, — кричит Мухаммед, — ревностно должен верить и его откровениям. Очень долго ваш народ был единственным, кто обладал священной рукописью. Потом пришли христиане…
Лица старых евреев омрачились; Бен Шалом все еще прятал свои глаза под рукой.
— Так и откровение христиан не являлось последним, и конечным. Должен был прийти еще один, чтобы разрешить всякое сомнение, довести до конца на земле учение Бога. Сыновья Исаака, он пришел, вы его видите перед собой. Я призываю вас поверить мне и моему слову!
Плохо слышащий раввин склонил голову еще сильнее и спросил:
— Что говорит он? Что? — Никто не думает отвечать ему.