Влюбленные

Стала много читать. Да, выбор книг был довольно необычен, но не случаен. «Илиада» своими волнообразными гекзаметрами уносила ее в жизнь отвлеченную, давнюю, откуда страдания, боль и радость людей доносились лишь как отзвук навсегда ушедшего, отзвучавшего. Детективы цепко стягивали внимание, не позволяя думать. Если и в них встречался хотя бы намек на подлинность человеческих переживаний, она тотчас откладывала книгу.

С юга, перелетом из Турции, начали возвращаться журавли. Они достигали берега уже в сумерках — позади целое море! — долго с курлыканьем кружились, выбирая место для отдыха. Потом прилетели неисчислимой стаей какие-то незнакомые Нине птички, похожие на попугайчиков. Тупоносые, с острыми хохолками на гребешке. Они настолько ослабли в пути, что более часу неподвижно сидели на ветках. Их даже трудно было спугнуть. Отдышавшись, стали жадно клевать почки. Оголив дерево, перелетали на другое.

И при виде их, истощенных, торопящихся съесть как можно больше, Нина однажды тоже ощутила острый приступ голода. До этого ей была противна всякая еда, запахи жареного мяса, лука. И вдруг ей захотелось черного хлеба с солью. Она, как и птицы, отдохнула. С трудом дождалась обеденного часу. Так сосало под ложечкой — до тошноты, до боли! За столом кусала хлеб маленькими кусочками, а хотелось рвать его зубами! С этого дня аппетит уже не проходил. Есть хотелось постоянно. Той еды, что подавалась на стол, было мало, и она сразу же после обеда шла в курортную столовую, где съедала еще один обед, боясь, что Ганна Николаевна как-нибудь застанет ее там.

Море и голод были ее исцелителями. За короткий срок она объехала почти все городки южного берега Крыма: Мисхор, Ливадию, Алушту, Гурзуф — автобусами и катерами. Возвращалась усталая, крепко спала, а утром — новый маршрут. Ее манили не достопримечательности. Без особого интереса осматривала роскошь Воронцовского дворца, диковинные деревья Никитского ботанического сада. Ей нужна была сутолока дорог, быстрая смена впечатлений. Как тогда, в Москве, ей теперь не сиделось на месте…

Вспомнилось, как года три назад вместе со Стасем и Машей Краснянской она поднималась на зубцы Ай-Петри — встречать солнце в горах. И Нине захотелось то состояние, которое она пережила тогда, испытать еще раз.

На автобусной станции нашла случайных попутчиков — седовласого полковника с женой. Им тоже хотелось побывать на Ай-Петри. Взяли такси. Но сейчас все уже было не так. Все, за исключением, пожалуй, одного: как тогда Маша вдруг вздумала ревновать к ней Стася без всяких на то причин, так теперь осанистая полковничиха с подозрением поглядывала на молодую спутницу, заподозрив во всем этом скрытую авантюру.

Дорога местами была разрушена оползнями, весенними потоками, а на высоте переметена снегом. Ночью здесь бушевал налетевший с севера буран. Недаром вершины гор заволакивались клубами серых туч. Турбаза на Ай-Петри оказалась закрытой, чебуречная — тоже. Под ногами — черепки изъеденного солнцем льда, грязь. Ну, где тут переночуешь, чтоб встретить солнце? Разве только у сотрудников метеостанции.

А как здесь было весело три года назад! Народу тогда набралось много: туристы, отдыхающие из санаториев, «дикие». После парной Ялты, где на бульварах нежились мимозы, на горах встретил всех леденящий ветер, и даже не верилось, что там, внизу, люди сейчас купаются, загорают, изнемогают от невыносимой жары.

…Полковник стоял, обнажив голову, и читал надпись на обелиске: «Народным мстителям, партизанам Крыма, отдавшим жизнь…» Жена нетерпеливо ждала его возле такси, не решаясь идти к памятнику по льду и грязи.

«Хорошо бы сложить балладу о тех братьях и о той акации, что не расцвела весной, — думала Нина. — Хорошо бы с головой уйти в работу и забыть про себя! Работать с утра до ночи и кидаться в постель, зная, что завтра тебя опять ждет работа! Много работы! Нужной, спешной!..»

Как она в эту минуту завидовала всем, кто нашел свой путь в жизни: отцу, Маргарите Алексеевне, Вере Антоновне, Косте… Даже тем, кто лежит под этим обелиском, прожив нелегкую, но славную жизнь…

Нина медленно поднялась на холм, где был установлен репер — географический знак с отметкой 1913 года. Чугунный глобус на каменном столбе весь в пробоинах от пуль. Это развлекались фашисты. Те, что расстреляли героев. Будь бы у них сила, они вот так же продырявили бы и земной шар…

Полковник тоже подошел к реперу, что-то поднял с земли, возможно, расплавившуюся пулю.

— Митя! — кричала ему жена. — Ну, что ты там нашел? Лучше набери снегу, да побелее! В Ялте — жарынь, а мы привезем снег! Вот будет фурор!

«Да, надо работать. Надо… Это единственное, что мне может помочь… Я слишком много воли даю своим чувствам, а нужно управлять ими…»

И Нина обратилась к полковнику:

— Не пора ли нам возвращаться назад?

— Да, пожалуй…

И снова крутые повороты, тревожные гудки — предупреждения встречным машинам…

СНОВА В МОСКВЕ