Влюблённые в театр

Новая работа театра (в Грузии прошло лишь несколько премьерных показов) – «Макбет». Говоря о «Макбете», нельзя не вспомнить о том, что Р. Стуруа уже осуществил две грандиозные постановки шекспировских трагедий: «Ричард III» и «Король Лир» с Р. Чхиквадзе в заглавных ролях. Первую из них театралы помнят по прошлому визиту театра в Киев более десяти лет назад.

Роберт Стуруа прочитывает Шекспира как летопись нашего времени. Слова московского театроведа К. Рудницкого, сказанные о постановке «Ричарда III», в равной мере можно отнести и к «Макбету»: «Стуруа равнодушно отказывается от знакомых аксессуаров исторического спектакля. Ему не надобны замшелые каменные своды, сверкающие клинки. Художнику М. Швелидзе годятся грубая холстина и жесть». Такие декорации дают режиссёру простор для углублённого прочтения шекспировских трагедий, для постоянного осмысления проблемы личности и власти, для размышления о том, что абсолютная власть есть абсолютное зло. Она сеет смерть и, в конце концов, убивает самого властителя.

В постановке «Макбета» зло помолодело. Макбет (З. Папуашвили) молод. Леди Макбет (Н. Касрадзе) совсем юная. Они любят друг друга так, что как только остаются наедине, сливаются в страстном объятии, жадно ласкают друг друга, словно в первую брачную ночь. И всё же им мало их любви. Слишком угрюмы и скучны стены их дома, слишком жадно и хищно мечтает леди Макбет блистать в королевской короне. И цепь убийств, которая потянулась после первого кровавого злодеяния, выхолащивает чувства молодой четы. Макбет ещё пытается любить свою супругу, но уже не находит в этом утоления чувств, как бывало прежде. И когда леди Макбет, обезумев и обернувшись, по замыслу режиссёра, ведьмой, умирает, Макбет встречает эту весть равнодушно. Его лишь раздражает, что она ушла из мира не вовремя. Макбет возносится над сценой прямо на троне и кажется, что он всесилен и непобедим. Но пророчества ведьм (роли которых, как в японском театре «Но» и «Кабуки», исполняют мужчины) сбываются – и кровавый тиран повержен.

Зло у Стуруа обыденно и неприметно. В «Ричарде III» зло таится в современной жизни. Убийцы – это серые клерки в современных костюмах, плащах, с чёрными зонтами. В «Макбете» зло приняло иной облик. После того, как по телевидению недавно транслировали кадры, запечатлевшие горящий проспект Шота Руставели и убитого случайной пулей старика-тбилисца, из рук которого выпала старенькая сумка с выкатившимся из неё на окровавленный асфальт караваем хлеба, уже не удивляют двое элегантных убийц с брутально-пошлыми физиономиями, в полосатых костюмах, соломенных шляпах и с тросточками. Они отбивают чечётку под разухабистую мелодию, где отчётливо слышен удалой припевчик «Very well». И если чеховские герои страдали от пошлости обыденной жизни, то сегодня само зло стало обыденным и даже пошлым, но не стало от этого менее страшным.

Роберт Стуруа развенчивает зло во всех его обличьях, противопоставляя ему самое простое и самое дорогое, что есть на свете – любовь. Свет этой любви помогает жить и надеяться.

Гамарник К. Личность и власть. Грузинский театр на киевской сцене.

Независимость – 1995 – 15 декабря.

Ксения Гамарник. Игра про бедного скупого

Театр Мольера похож на огромный корабль, населенный разнообразными персонажами – добродетельными жёнами и бескорыстными влюблёнными, деспотичными отцами и наивными девушками, сметливыми служанками и ловкими слугами. Но главные пассажиры этого корабля, главные герои мольеровских комедий, как и пёстрая компания, которая населяет знаменитый «Корабль дураков» из поэмы Себастьяна Бранта, всегда носят уродливые маски какого-нибудь человеческого порока – лицемерия, скаредности, невежества, подозрительности…

Постановку комедии Мольера «Скупой» осуществил в Киевском театре драмы и комедии на левом берегу Днепра молодой режиссёр Евгений Курман, недавний выпускник Киевского национального университета театра, кино и телевидения имени И. Карпенко-Карого. Спектакль идёт под названием «Игра про влюбленного скупого». В театре уже стало традицией менять названия пьес на более заманчивые, привлекательные. В интервью Е. Курман рассказал: «Это был не тот момент, ради которого стоило упираться. Мне предложили изменить название, и я согласился. Дальше всё сводилось к тому, чтобы найти название, достойное Мольера. Так возникла средневековая формула «Игра про…».

Новое название отразило суть того, что происходит на сцене. Постановка, которая, благодаря особенностям поэтики классицизма, угрожала обернуться зрелищем поучительным, и, в конечном итоге, скучным, лишена у Курмана налёта музейности. Получилось в первую очередь зрелище смешное, как и положено настоящей комедии.