Влюблённые в театр

Время от времени в окнах декорации в живописных позах размещаются двое слуг с наивными лицами простаков и служанка. Они с увлечением следят за перипетиями взаимоотношений своих хозяев, и не пропускают случая украсть то, что плохо лежит. Служанка деловито семенит по сцене и «выплёскивает» ночные горшки прямо на головы зрителей. Кучер, он же и повар Гарпагона, Жак (блестяще сыгранный Ю. Комиссаровым), решив покончить жизнь самоубийством, набрасывает петлю на шею, делает шаг-другой, и вдруг оказывается, что верёвка всё тянется и тянется, и, в конце концов, вытянувшись на несколько метров, позволяет Жаку спокойно перемещаться по сцене.

Иногда на сцене слышно мычание коровы. Удачно найденная звуковая тема скотного двора проходит через весь спектакль. Режиссёр объяснил, что эта тема возникла в результате изучения им материальной культуры Парижа XVII века: «Кони, коровы, навоз на заднем дворе – всё это было тогда в Париже. А городить на сцене Версаль не хотелось». Поэтому настойчивое коровье мычание звучит ироничным комментарием к происходящему.

Выполненное в сдержанной цветовой гамме сценографическое решение художницы И. Горшковой лаконично и функционально. Одна из сцен разворачивается на фоне занавеса, на котором размещены объемные аппликации – три кадки с комнатными растениями. Они перекликаются с чахлыми деревцами в ящиках, предназначенными украсить неуютное жилище Гарпагона. Однако кадки на занавесе расположены вниз головой: возникает скромная метафора мира, где человеческое существование перевернуто вверх ногами. Вырванные из реального бытового контекста простенькие предметы вызывают непокой, тревогу, желание перевернуть их, поставить «как следует», и это помогает создать соответствующее настроение.

Актёры стараются наполнить достаточно условные комические образы-маски живым содержанием. Элиза Т. Ильченко простовата, без претензий светской дамы, да и откуда им взяться? Разве станет Гарпагон тратиться на учителей музыки и танцев для своей дочки? Потому и движется Элиза без томной грации, присущей итальянке Марианне, движения её скорее резкие, порывистые и энергичные, характер у неё прямой и справедливый. Добросердечная любящая Элиза не умеет хитрить, всегда говорит то, что думает, не взвешивая слов и не подбирая осторожных формулировок.

Совсем не таков брат Элизы Клеант в исполнении Д. Лукьянова. Это человек утончённый, чуждый всему, что его окружает в отцовском доме. Скорее всего, Клеант сам «воспитал» себя, усовершенствовал манерные движения, которые подметил у дворян, стилизовал себя под кумира знати: пышный парик, бледность напудренного лица, и, разумеется, мушка – словом, Король-Солнце.

В Клеанте угадывается некая внутренняя безысходность, надломленность. Как будто отцовская страсть к деньгам опустошила и сердце его сына, что-то бесповоротно погубив в его душе.

Неслучайна страсть Клеанта к Марианне. Грациозная, изысканная, как фарфоровая статуэтка, Марианна Н. Цыганенко привлекает его своей непохожестью на женщин, которых он видит рядом – простушку-сестру или опытную, ловкую посредницу в любовных делах Фрозину Т. Кибальниковой. Для сына Гарпагона Марианна не только и не столько предмет глубокой любви, сколько повод сбежать из опостылевшего дома.

Образ Марианны подчеркнуто кукольный – тут и тонкий, как колокольчик, голосок, и пластика кокетливой добродетели, и платье «девичьего» розового цвета, но слишком уж яркого оттенка. Эта девушка – воплощенная мечта псевдомаркиза Клеанта. И только глазки Марианны светятся огнем настоящей страсти – когда она, как заворожённая, жадно смотрит на перстень с бриллиантом, не в силах оторваться. Эта хорошенькая головка очень практична, она прекрасно понимает, что другого пути, кроме удачного замужества, у неё нет.

Возлюбленный Элизы Валер в исполнении Ю. Литвина учтив без лести и высокомерен без непочтительности. Ходит он медленно, разговаривает негромко и рассудительно. Но это только внешний рисунок роли. Внутренние же мотивы его поступков так и остаются до конца непонятными. Чем объяснить отсутствие пылкости у юного влюблённого – его меланхолическим темпераментом или тем, что женитьба на Элизе для Валера только путь к деньгам Гарпагона? Хотя текст мольеровской комедии не даёт повода для таких допущений, всё же они возникают.

Простота и непритязательность манер Элизы и Валера позволяют ярче оттенить манерные претензии на аристократизм Марианны и Клеанта, внося разнообразные нюансы в сценический конфликт.