Влюбленный бес. История первого русского плагиата

Поставив законный вопрос: а какова же двойная природа Васильевской ведьмы, мы легко находим ответ в пушкинском же рассказе: и старуха, и молодая соблазнительница Павла, графиня Настасья – это одна и та же дьяволица.

А вот еще один аргумент в пользу этой версии.

В повести болезнь старухи четко синхронизирована с визитами Павла к обворожительной графине. Старая дьяволица тает, от непосильных уже, дьявольских превращений в красотку. Вот почему она вдруг слегла, как только Павел увлекся новым предметом страсти.

После каждой встречи Павла с красавицей болезнь старухи усиливается, и, наконец, последнее ночное любовное свидание Павла с графиней окончательно подводит черту под силами старой чертовки, настал последний день ее жизни.

В пересказе Титова читаем:

«Но в этот день, – заметьте, это было на другой день рокового свидания Павла с прелестной графиней, – опасность слишком ясно поразила вещее сердце дочери».

Это явно пушкинское «заметьте» (которое вставлено Титовым без осмысления) дорого стоит.

Павел стал жертвой сатанинского обольщения, та которую он любил, каковую принимал за красавицу и которой так пылко добивался, была на самом деле страшной каргой, матерью ангела Веры, Васильевской ведьмой.

Отсюда сразу понятно, почему она поселилась в таком глухом уединении. Да чтобы не слышать церковного перезвона! У Пушкина прямо сказано: не было поблизости ни одной церкви, кроме как на углу 6-й линии, где стоял храм Андрея Первозванного.

Раз вдова-ведьма в двух лицах, понятно, почему после смерти старухи, исчезла и прелестная графиня.

Раз вдова – ведьма, понятно, почему и после смерти, мертвая карга может поднять иссохшую руку и из гроба погрозить дочери: слушайся Варфоломея.

Она сводничала Варфоломею в браке с дочерью, как тот сводничал Павлу в истории с прелестной чертовкой.

Понятна, наконец, и та страшная гибель домика, где в огне адского пламени сгорает стол с телом ведьмы-покойницы. А на попытку священника спасти хотя бы тело – цитирую, – «чтобы доставить покойнице хоть погребение христианское», на грудь храброго капрала прыгает с потолка «образина сатанинская».

Нельзя отпевать ведьму.

Непонятно только почему у ведьмы столь прекрасная дочь, ангел Вера, чье имя в контексте повести невозможно не соотнести с верой христианской.

Постараемся ответить на этот вопрос чуть ниже, а пока обратим тот же вопрос – о двойной природе – в сторону Варфоломея.

То, что он бес ясно уже из названия пушкинской повести, но он не просто бес, а влюбленный бес, а это вносит определенные коррективы. Его цель любовь, а не зло. Пусть напрасная цель, и все ж таки, поначалу он надеется, что Бог избавит его от участи зло творения. Он кружит не только вокруг предмета своей страсти, но окольцовывает и судьбу Павла, причем, пусть по дьявольски, но, на свой лад, опекает своего соперника. Бес многолик. Думаю, что незнакомец, который трижды издевательски вытаскивал Павла из объятий прелестной графини, подальше от греха, это Варфоломей. В пересказе Титова есть намек: «стой, стой, кричит вслед ему Павел и, выскочив на улицу, видит высокого мужчину…»

Варфоломей (дважды отмечает рассказчик), высокого росту.

И Ванька, везущий Павла в санях, все тот же черт в новой личине, и тут есть намек. Фраза, которую говорит мнимый извозчик, оглянувшись голым черепом на ездока: потише молодой человек, «ты не со своим братом связался», страницей раньше сказана все тем же Варфоломеем. Наконец, в финальной истории Павла, который после смерти Веры оставил столицу и зажил затворником в околотке, опять мерещится Варфоломей. Бес вселился в героя и, порой, подписывает своим почерком бумаги барина.

Одним словом, роль искусителя в жизни Павла ясна.

Но какова же роль Варфоломея в истории Васильевской ведьмы?

Почему он первым назвал старуху Васильевской ведьмой?

Откуда он узнал ангела Веру?

Почему именно на нее пал выбор его сатанинской души?

Где он выследил ее пути, чтобы потом караулить у выхода из Андреевского храма на 6-й линии после молитвы?

Тут виден еще один след истинной пушкинской интриги.

Вспомним пересказ Титова, оказавшись впервые в гостях у старой вдовы, Варфоломей замечает, что старуха гадает на картах (кстати, карты любимое времяпровождение и прелестной графини чертовки, она содержит карточный клуб для чертей, где на кону души людей), что хозяйка не в силах понять расклад карт, и черт приходит на помощь:

«Что говорил? Бог весть, только кончилось тем, что она от него услышала такие тайны жизни и кончины покойного сожителя, которые почитала богу, да ей одной известными».

Эта сцена отсылает нас к первой негативной ремарке рассказчика о старой вдове, где старухи обвиняют ее в скоропостижной смерти мужа и в том, что утешать ее плоть ходил подозрительный друг.

Вот первый след Варфоломея, по логике интриги он-то и был тем самым любовником ведьмы, который вместе с сожительницей свел мужа в могилу и там же, в уединенном домике, вдруг влюбился в юную девочку Веру.