Влюбленный бес. История первого русского плагиата

«Распаленной его фантазии бессменно предстояли черные, большие, влажные очи красавицы. Они сопровождали его и во время сна; но сны, от предчувствия ли тайного, от волнения ли крови, всегда кончались чем-то странным. То прогуливался он по зеленой траве; перед ним возвышались два цветка, дивные красками; но лишь только касался он стебля, желая сорвать их, вдруг взвивалась черная, черная змея и обливала цветки ядом. То смотрел он в зеркало прозрачного озера, на дне которого у берега играли две золотые рыбки; но едва опускал он к ним руку, земноводное чудовище, стращая, пробуждало его. То ходил он ночью под благоуханным летним небосводом, и на высоте сияли неразлучно две яркие звездочки; но не успевал он налюбоваться ими, как зарождалось черное пятно на темном западе и, растянувшись в длинного облачного змея, пожирало звездочки».

В «Пиковой даме» Пушкин повторит и сцену сновидений героя, чрезвычайно важную для понимания высшего смысла петербургской истории:

«Тройка, семерка, туз – преследовали его во сне, принимая все возможные виды: тройка цвела перед ним в образе пышного грандифлора, семерка представлялась готическими воротами, туз – огромным пауком».

В одном предложении перед нами проходит путь человека из загадки сфинкса, заданной Эдипу: утром он ходит на четырех ногах, днем на двух, а вечером на трех.

Юность – пышный цветник, зрелость – узкие врата участи и финал – огромный паук, Провидение, всепожирающая смерть.

В «Пиковой даме» есть прямой намек на роковую судьбу Эдипа.

Сын (в сцене похорон графини мелькает фраза, что Германн побочный сын покойницы) так вот, сын мечтает стать любовником своей матери.

Если матрица «Влюбленного беса» состоит из диады.

Два влюбленных героя: Павел и Варфоломей.

Семья вдовы: мать и дочь.

Сон: две звездочки, две золотых рыбки.

То в основании «Пиковой дамы» положена уже триада: три карты: тройка, семерка, туз; треугольник героев: Германн, графиня и Лиза; три игрока, посвященых в тайну Сен-Жермена: графиня, Чаплицкий и Германн, «три злодейства на душе» Германна.

В чем разница между парой и тройкой?

Диада, положена в основание всей христианской теологии.

В комментарии к «Пармениду» у Плотина можно прочесть, что он мыслит божественное Единое как в себе различённое единство двух начал: Ничто и Бытия, как чистой актуальности. Слияние Ничто и Бытия в Едином и есть бытие Бога. Таким образом, следуя за философом, мы видим, что на стадии диады мир раскрыт и способен к творению и развитию.

В пору замысла «Влюбленного беса» и написания «Гаврилииады» Пушкин видел мир как воплощение иудеохристианской дихотомии: Бог и Дьявол, Мария и Иисус, Иоанн Креститель и Христос. Единственная смута тогдашних пушкинских мыслей – проблема теодицеи: как совместить Благо, идущее от Господа с существованием зла? Почему падшему ангелу заказано возвращение на небо? Разве не на руку для высшего Блага и человека возвращение падших бесов к небесным престолам и оскудение зла на земле?

Мысли поэта в кишиневскую пору окутывал чад скепсиса.

Уже на закате судьбы, Пушкин в своих заметках о Байроне, по сути, раскрывал дух своих, а не байроновских богоборческих дерзостей. «Вера внутренняя, – писал Пушкин, – перевешивала в душе Байрона скептицизм, высказанный им местами в своих творениях. Может быть даже, что скептицизм сей, был только временным своенравием ума, иногда идущему вопреки убеждению внутреннему».9

«Своенравие ума», как снайперски сказано!

Захваченный подобным «своенравием ума», Пушкин в истории «Влюбленного беса» сочиняет прозаический вариант «Гаврилииады», где появление женихов непорочной Веры, Павла и Варфоломея, тайно повторяет сватовство самого Бога к Марии, пославшего ей через ангела Благую весть о скором зачатии божьего сына. В этом раскладе роль мадонны играет Вера, место божественного Жениха занимает Павел, а задачу посланника ангела исполняет Варфоломей.

Но грех, говорит поэт, стережет все пути, в том числе и пути Божьи.

По замыслу Пушкина в историю небесной женитьбы вмешивается бес Варфоломей, настолько влюбленный в Веру/Марию, что готов отказаться от своей греховной природы ради этой любви. Казалось бы, у Варфоломея есть шанс оставить мир зла. Но!