Влюбленный д'Артаньян или пятнадцать лет спустя

Размышления д'Артаньяна были прерваны суетой у входа в его гостиницу, там сновали какие-то люди.

Все крутилось и вращалось вокруг мужчины благород­ной наружности с красивым лицом кастильца и зычным голосом, этот мужчина возлежал на устланных подушками носилках.

Два негра-великана со скрещенными на груди руками бесстрастно замерли за спиной своего господина.

А тот распоряжался насчет ужина, и его приказы приве­ли в ужасное затруднение служанок прекрасной Мадлен.

— Затем вы возьмете вот эту серебряную кастрюлю, бросите туда крупицу соли, вы слышите, крупицу, и свари-

те в ней яйцо. Не забудьте добавить столовую ложку амок­тильяндского вина. Потом сделайте телячью вырезку раз­мером… О, мой дорогой д'Артаньян! Вы застаете меня за работой…

И Пелиссон де Пелиссар раскрыл объятия.

— Вы видите всего лишь половину вашего друга, но эта половина любит вас не меньше, чем любило все остальное. Ведь главное пока сохранилось, правда? Мозг для матема­тики, руки для чертежа и сердце для дружбы. О чем еще мечтать?

— У вас все в порядке, дорогой Пелиссар, вы мыслитель и ученый, но для бедного солдата вроде меня, ноги долж­ны…

—Я разрешил и эту проблему Поглядите, вот два негра.

— Весьма внушительны.

— Это суданские князья, взятые в плен арабами и про­данные в рабство. У них один-единственный недостаток: путаные имена. Я перекрестил их на свой лад. Вот сейчас я вам продемонстрирую…

И Пелиссон де Пелиссар сделал знак.

—- Нога № 1.

Один из негров стал рядом с носилками.

— Нога № 2.

То же самое сделал другой.

— Вперед.

Носилки и в самом деле пришли в движение вместе со столом, уже накрытым для пострадавшего от взрыва воина.

— Окажите мне честь, д'Артаньян, разделите со мной трапезу. Только вам придется сделать то же самое, что славный Ла Фолен делал с покойным кардиналом: вы съе­дите большую часть, оставив мне самую малость.

Д'Артаньян сел против своего друга и отведал паштета. Он мгновенно удовлетворил свой аппетит.

— Мой дорогой друг, — заметил Пелиссон, — паштет великолепен, а вы его не едите. Это противоестественно, значит, у вас какая-то болезнь, она сожрет вас в неделю. Необходимо о вас позаботиться.

Д'Артаньян глянул на Пелиссона с вопросом.

— Позаботиться, — продолжал тот, — а может, и исце­лить. Человек вашего размаха и ваших понятий не расстро-

ится из-за каких-то пустяков, как это сделает чиновник в провинции. Уж я-то изучал жизнь, это были, если угодно, века мыслительных упражнений, у меня есть право гово­рить об этом. Кем бы я был сейчас, если б не женщины? Вне всякого сомнения, кардиналом. Вот недавно мне, скажем, предлагали править одной страной в Америке, где улицы мостят вместо булыжников слитками золота. Должен ска­зать, весьма практично. Но я отказался из-за пастушки, которая, кстати, великолепно готовит козий сыр.

И Пелиссон сглотнул свое проваренное согласно рецеп­ту яйцо.

— Заботьтесь, насколько это возможно, о своих ногах и подражайте мне во всем остальном. Сперва это может по­казаться не очень заманчивым, но когда вы втянетесь, все будет великолепно.

— Я об этом подумаю, — отозвался д'Артаньян без ра­дости в голосе.

— Ладно. А наши дела? Что вы мне о них сообщите?

— Наши дела?

— Да, да, наши дела.

— Скверно.

— Ага. Кардинал?

—  Умер.

—  Так, так. Я знаю. Ла Фон?

— Исчез.

— А папка?

— Не найдена.

— Крайне досадно для его святейшества, он изрядно потрудился с пером в руке, чтоб отредактировать все сем­надцать тысяч статей договора.

— Досадно и для солдат, им все еще приходится воевать.

— Такова, мой друг, их профессия, так же, как моя — изобретать машины. Кстати, у меня есть идея, которая…

Идея Пелиссона была нарушена появлением прекрас­ной Мадлен, в обеих руках она держала по письму.

— Что это значит? — осведомился Пелиссон.

— Письмо для каждого из вас, господа.

— Приступайте, д'Артаньян, приступайте. Я пока кон­чу с телячьей вырезкой.

Д'Артаньян распечатал письмо.

Всего три строчки, но сердце подпрыгнуло в груди.

День: послезавтра. Время: десять часов вечера. Способ: Королевская площадь, зеленое перо на шляпе.

Мари.

— Добрые вести, д'Артаньян?

— Превосходные.

— В счастливый час! — отозвался Пелиссон, распечаты­вая одной рукой письмо, в то время как другая продолжала трапезу. Учтите, что телятина — жалкое блюдо, если нет приправ, а мне их как раз запретили, чтоб не горячить кровь. Но вернемся к механизмам. Представьте, я готовлю проект переправы через реки. Но не по мостам, а с по­мощью подземных галерей, которые проложат под руслом. Вы представляете всю выгоду этого предприятия?

— Нет.

—  Приходится постоянно думать о войне, поскольку договор утерян.

—  Разумеется.

—  Мои подземные мосты, входы и выходы из которых знаю один только я, дезориентируют противника появле­ниями и исчезновениями войска.

—  Вы величайший гений своей эпохи, мой дорогой Пе­лиссон.

—  Дополнительная выгода: совершенно бесспорно, что в подземных ходах расплодится уйма кроликов. Жаркого у моих людей будет с избытком.

—  Ну, а рыба?

—  Об этом я тоже думал. Просверлив особые отверстия в потолке, мы получим щук, форелей, пескарей, уклеек.