Рот раскрылся в крике, но легкие сжались. Бомба, подумала она. Та движущаяся медовая точка была бомбой. Дроном, начиненным взрывчаткой. Она услышала крик, но не свой. Попыталась вдохнуть. Ей казалось, что она с шумом втягивает воздух, но звука не было, движения не было, воздуха не было. Она была уверена, что сидит, но вдруг поняла, что не может держать голову прямо. Лицо с омерзительным шлепком ударилось об пол. Снова открыв глаза, она увидела свою руку, но не могла ей пошевелить. Она попробовала потянуться к ней другой рукой, но у нее больше не было рук. Они вроде бы крепились к телу, но не подчинялись ей. Она отключилась на год, на сотню лет, а может, и вовсе не теряла сознание. Очнувшись, она почувствовала холод. Стены больше не было. Она видела и помнила, как называется все, что она видит, – звезды, вода, кровь, искореженный металл. Но ни вздохнуть, ни пошевелиться.
Дилейни услышала крики. Слух вернулся. Рядом кто-то стонал – она узнала голос Джоан.
– Поднимите меня, поднимите меня.
Потом пол затрясся. Дилейни почувствовала, что рядом появились люди, но ее глаза были прикованы к полу. Еще крики – громкие и далекие. Ее положили на каталку. Она хотела закричать, когда ее поднимали, но не смогла издать ни звука. Ни одну мысль не получалось додумать до конца.
Она вяло подумала, что ей оторвало руки-ноги, что у нее сломан позвоночник и она больше не может говорить. Ее несли по комнате в сторону окна. Окна во всю стену. Теперь там не было ничего, только небо. Только не через стену! – захотелось крикнуть ей. Она ощутила холодный ночной воздух. Но нет. Никто не собирался выкидывать ее в ночь. Каталка развернулась и выкатилась в коридор, боковым зрением Дилейни заметила тело, часть тела, ошметки тела, голова без лица, с желто-красными волосами. Она снова отключилась.
Потом пришла в себя и поняла, что летит. Они летели вместе – она и санитар. Они перемещались в пространстве с невероятной скоростью – она это знала, – но при этом не двигались. Она не чувствовала своего веса – только голову. Она была уверена, что ее голова приплавилась затылком к металлическому полу “скорой”. Она попыталась моргнуть, но тщетно, тело ей по-прежнему не подчинялось. Голова человека над ней покачивалась, как шарик на веревочке. Человек улыбнулся ей.
– Потерпи, – сказал он. – Уже недолго.
Сирена была оглушительной. Почему она такая громкая? – подумала Дилейни. Она хотела что-нибудь сказать, попросить человека-шарик убавить громкость сирены. Ей удалось закрыть глаза, и звук стал потише.
В следующий раз она очнулась от какого-то грохота. Это здание. Над ней пролетали светильники, яркие, как белые голуби. Головой вперед она пронеслась через три двери, с шумом распахивающиеся перед каталкой. Четвертая дверь. Потише, сказала она. Но она не могла говорить. Уберите этот свет, взмолилась она, но у нее не было голоса.
***
– Мы уже знали, что Сорен мертв. – Санитар, который привез ее сюда, пришел ее навестить.
Но где она? Дилейни понятия не имела. Собственно, она и санитара не узнала, но он сказал, что его зовут Роджер и что он работает на “скорой”. Совсем мальчишка. С прыщами. Она подумала, что он похож на вожатого в летнем лагере. Жизнерадостный и веселый.
– Где я? – спросила Дилейни, язык ворочался с трудом.
– Наша команда была второй, – объяснял Роджер. – Первая забрала двоих остальных. Я уже говорил – мой напарник решил, что ты мертва.
Он уже это говорил? Когда? Они что, уже встречались?
– Первая команда сказала, что выживших не осталось. Он даже пощупал у тебя пульс, но ничего не почувствовал. Но у меня было зеркало. Знаешь, как проверять дыхание зеркалом? Меня научила мама, когда я был еще маленьким. Она тоже когда-то работала в неотложной помощи, в Пакистане. Она говорила: “Роджер, ты должен запомнить одну очень важную вещь: пульс иногда слишком трудно нащупать, так что нужно знать о запасном варианте…”
Он не умолкал, но Дилейни была не против. Он ей нравился, нравилось, что он рядом.
– Наверное, я очень много болтаю. – Санитар засмеялся. – Просто хотел проверить, как ты. У меня сегодня выходной, я уже говорил. Нам всем дали по три выходных, но мне особо нечем заняться. Медсестры тут меня знают. Они думают, что я странный, потому что навещаю людей, которых привез, ну а чем мне еще заняться? Детей у меня нет.
Он просидел с ней не меньше часа.