Успокоился Егор, однако, не совсем. Зависть его мучила. Особенно к Василю Руткевичу. Это надо же, такой уважаемый стал человек! А ведь вместе когда-то пасли коров, вместе в бабки играли, обруч катали… И вот на тебе, воздаяние божие — Василь на машине ездит, оденется в праздник да нацепит ордена, что твой генерал, и кто ни встретит: «Добрый день, товарищ Руткевич, добрый день!..» А с ним, с Егором, совсем не здороваются. Даже Агапка не пошутит. И не вспомнит, что прежде знались. И тоже медаль на груди. А Ганна Добриян как вырядится, так получше любой городской. Ну, да это женщины, что они значат? А вот Руткевич — тут есть чему позавидовать. Это ж как его величали после жатвы, на колхозном дворе возле клуба. Там, где когда-то был панский двор. Сколько собралось народу! А девчат, девчат, да все прибранные, да с венками из пшеничных и ржаных колосьев, перевитых полевыми цветами, а в центре комбайнеры, трактористы, а в их кружке и сам Василь Руткевич при всех орденах, и военных, и мирных. Ах, как сверкала его грудь, как мучила зависть Егора Плигавку, который даже боялся подойти, а наблюдал издали, надвинув кепку на глаза, чтоб не видеть, как неприязненно посматривают на него люди.
А потом загремел оркестр. Духовой. На всю округу. А трубы сверкали на солнце так, что даже золотились лица музыкантов, деревенских парней, которых он знал еще мальчишками. А потом пришла Ганна Добриян с товарками и поднесла комбайнерам хлеб-соль. А девчата надели на них венки из колосьев, а самый огромный венок на председателя Василя Руткевича… А потом песни. А потом — танцы, сперва во дворе, а затем в клубе… Егор не удержался и пошел, хотя и позади, вслед за всеми.
Вечеринка была в полном разгаре. Видно, знали о любовском празднике и окрест, потому что пришло на вечеринку много парней и девчат, Егору незнакомых. Он забился в угол за стариками и с завистью поглядывал оттуда, как танцевала молодежь и как она развлекалась. Много новых игр увидел у нынешних Егор. Тут была и викторина, и его дивило, что молодые так легко отвечают на разные вопросы, которые он впервые слышал; играли, как когда-то, и в фанты. А когда запели, так стало даже боязно, потому что песни военных лет били прямо по нему…
Но понемногу он освоился и через некоторое время выполз из своего угла. Тяжело было сидеть одному, хотелось тоже поплясать. Ведь молодость его прошла в лагере, где не до плясу было. А тут танцы сменяли один другой. И все танцевали. Только Егор заметил, что девушек и женщин куда больше, чем парней, и поэтому некоторые грустно сидели молча, хотя им, как и ему, видно, хочется войти в круг.
Долго колебался Егор. Наконец отважился и подошел к Агапке.
— Агапка, — попросил он как мог ласковее, — может, пройдемся с тобой?..
— Ноги болят, — сказала она и отвернулась.
Хорошо, что никто не заметил. Егор отошел и присел в новом месте возле двух незнакомых девчат, пришедших откуда-то со стороны. Одна, чернявенькая, складная, только личико в рябинках, скоро и заговорила с ним. Видно, и ей хотелось потанцевать, да не было пары. Слово за слово, пошутили. Егор услышал, что зовут ее ласково — Волечка.
— А нас так и не берут, Волечка, — сказала ей подруга, толстая девушка с красным лицом. Егор наконец решился и пригласил черненькую на вальс.
Ах, как было ему хорошо! Он кружился, легко обнимая Волечку в танце, и забыл все-все: и Перебейноса, и лагерь, и крест. Казалось, ничего нет на свете лучше и дороже. В ту ночь он проводил Волечку с подругой за десять километров. Дорога была лесная, и, может быть, потому они согласились, чтоб Егор их провожал. Рассвет чуть коснулся верхушек елей и сосен. Легкий ветерок веял с востока. И на душе было как-то особенно свежо и радостно. Подружки не спрашивали Егора, кто он такой, ведь на всю округу было известно, что любовцы хорошие люди. А две подружки собрались в это село на вечеринку в первый раз и считали, что неудобно расспрашивать кавалера, кто он такой. Да если б и спросили, не очень бы Егор с ними откровенничал. Зато он не терял времени и за дорогу узнал, что Волечке восемнадцать лет, что она окончила восемь классов, а теперь работает в колхозе в полевой бригаде. Подругу ее зовут Барбарой. Волечка была разговорчивой, рассказала о том, что живет с бабкой, а родителей нет — погибли. Это встревожило Егора, подумал: коли дознается, кто он, отшатнется от него. А он порешил продлить знакомство с Волечкой. Тем более что и сама она будто намекнула на это.
— Ах, если б вы видели, какая у меня бабулька хорошая, — говорила Волечка. — А какие она вкусные драники печет… а колобки… а клецки какие…
— Помолчи уж, — перебила ее Барбара, должно быть злясь, что Егор ее будто и не замечает.