Вместе с комиссаром

На опушке, когда издалека были уже видны крыши Логов, где жили подруги, они распрощались, и Егор отправился домой. Он шел и думал про Волечку. Конопатенькая, однако ладная. Моложе его намного. Но что с того? Женятся еще на более молодых. А что она с браком, так ведь и он с браком… Да еще с каким, даже боязно, если она доведается. И жучок с рожденья возле уха, да и ноги кривоватые, недаром же в детстве его «кавалеристом» дразнили. А разве он так уж плох? И, вынув зеркальце, вгляделся: лицо его после лагеря посветлело, правда, оставались еще кое-где рябинки от долгой работы под землей. Да и у нее же лицо не масляное!.. Вот только не приняла б она к сердцу, кем он был, тем более что ее родители погибли. И тут его снова охватила тревога. И почудилось Егору, что все теперь против него. Даже дергач, что перед рассветом пробовал голос — словно онучи драл, — казалось, дразнил: полицай, полицай!..

Дома Егор завалился спать и позабыл обо всех тревогах. День был праздничный. Стал чинить рассохшийся шкаф, сундук, почему-то связывая эту работу с Волечкой, которая не выходила уже у него из головы. А ночью — снова взялся за крест, потому что ясно: никто ничего о нем не знает, а время идет и надо спешить. Надоело жить одному. Тяжело и скучно. Вот распилит, подастся в город, сдаст золото. Будут деньги. Будет и Волечка!

6

Настроение у Егора, оттого что он решил посвататься к Волечке, все подымалось. Когда они поженятся, рассуждал он, жить станут у Волечки в Логах, Может, не так будут допекать за прошлое. Все же это километров десять или даже все двенадцать от Любова. А что у нее бабка, так это ж хорошо, будет хозяйничать в хате. А мать останется здесь. Иногда наведаются к ней в гости. И он уже представлял, как они с Волечкой будут роскошествовать сразу на двух усадьбах.

Но все шло своим порядком и часто наперекор тому, что Егор предполагал. Захворала мать. Слегла. И уже который день не вставала с постели. Егор хотел привезти доктора, но она отказалась:

— Ничего мне уже не поможет, сынок. Тяжело мне тебя покидать одного, да воля божия… Попрошу я тебя, не рви и не выкидывай отцовской книжки. Что я ему скажу, когда там встретимся?

— А зачем эта книжка его обманывала: перемена… перемена?.. Вот она какая вам перемена!..

— Нет, сынок, ты сам сделал себе перемену. Ни отец, ни я не говорили, чтоб ты шел туда, куда пошел.

— Но эта книжка меня с пути свела.

— Тяжело мне, но скажу тебе правду: не книжка, а водка тебя с пути свела. Хорошо, что хоть жив остался. Все же не запустеет отцова хата.

Егор слушал мать молча, хотя и хотелось возразить: ведь и отец виноват, что не пошли в колхоз вместе со всеми.

А мать, видно чуя, что недолго ей осталось жить, слабым голосом наставляла:

— Женись ты, сынок, на хорошей женщине, женись. Тебе справная хозяйка нужна…

И хотя у Егора уже было свое на примете, он все же захотел узнать, кого мать ему посоветует.

— Где ж я найду справную?.. И кто за меня пойдет, за такого?

— Есть, есть справные. И рядом с тобой живет. Ничего, что годами постарше. Но как поглядишь, так она еще иной девке не уступит.

— Про кого ты говоришь?

— Да про Ганну Добрияниху. Лучше ее не найти.

— У нее ведь уже дети большие.

— Я и говорю, девчина уже — школьница, да и большая, вот-вот из дому. А хлопец кончает учение, тоже тут не задержится.

И хотя Егор мысленно видел себя с Волечкой, он не хотел перечить:

— Ладно, там посмотрим!..

Оставив старуху с ее нелегкими раздумьями, он снова занялся своей работой. Поздно этой ночью натирал он у себя в боковушке мозоли. И когда оставалось уже совсем немного, чтоб второй кусок креста отвалился, услышал, как пронзительно вскрикнула мать.

Он подбежал к постели.

— Мать!.. Мать!.. — звал Егор.

Но она ничего уже не слышала. Он стоял над ней опустив голову и видел, как судорога пробежала по ее телу и смолкли побелевшие уста.

Егор не двигался, ошеломленный. Что теперь делать? Куда кинуться? Однако чего же стоять, все равно ничем не поможешь, а ведь жить-то надо. И, вспомнив про Волечку, рванулся в боковушку, нажал на крест так, что отвалился и второй кусок.

— Теперь порядок! — вырвалось у него, и, завернув обломки креста в крепкую тряпку, Егор выбежал, спрятал их под камень.

Через день Егор похоронил мать. Хотя на него и косо смотрели, но пришли две женщины, ровесницы старухи, и помогли. Так, втроем, эти две женщины и Егор, и проводили покойницу на кладбище. А с кладбища он вернулся один. Никто к нему не пришел разделить горе. От огорчения, да еще со злости, что все чураются его, выпил Егор в тот день целый литр водки и завалился спать. Спал как убитый и конец дня, и всю ночь до самого утра.

А утром вскочил. Надо ведь жить и что-то думать. Бегом на работу к Агапке, а потом к председателю Руткевичу. Отпросился на несколько дней съездить к тетке под Оршу, чтоб помогла ему, одинокому, в первое время. А может, и вовсе переедет.

Получив разрешение, стал готовиться к давно задуманной поездке. Перво-наперво решил все толком наладить с крестом.