Вместо матери

— В степи, говорит, встретил.

На столе запищал телефон.

— Да. Я… Карасев… Так… А на Павалихе?… Так… Хорошо… Привет…

— Всё отступают? — спросил помощник.

— Всё отступают… Чорт их знает, может быть это, конечно, с их стороны только маневр.

— Вряд ли. Их уж больно Махно озадачил.

— Да, вот дурень помог нам… Во-время его принесло.

— А все-таки лучше бы нам от него избавиться.

— Ну, само собой.

Помощника комиссара позвали в другую комнату.

— Телефонограмма.

— Иду.

Товарищ Карасев стиснул голову рукою и принялся дописывать приказ.

Кончив писать, он встал из-за стола и поглядел в окно.

Из окна открывался самый что ни на есть мирный вид на село с голубою церковью и на речку, поросшую густым кустарником.

«Хорошо, должно быть, жилось тут раньше помещику, — подумал Карасев, — понятно, что они нас недолюбливают».

Он поглядел на портреты каких-то важных стариков, висевшие на стенах.

«Лет сто тому назад сказать бы им, что тут будет красный штаб распоряжаться… Пожалуй, таких бы горячих всыпали! Ого!»

Он пошел в зал, служивший столовой.

Вспомнил, что еще ничего сегодня не ел.

В зале за большим овальным столом с резными ножками сидела странная группа: девочка в грязном, оборванном платье, мальчик лет четырех и молодой паренек, исподлобья поглядывавший на толпившихся кругом солдат. Девочка и маленький мальчик с жадностью ели что-то из мисок, а паренек мрачно грыз корку хлеба и односложно отвечал на задаваемые ему вопросы.

— Здорово, гражданин Ванько́! — сказал комиссар, подходя к столу.

Девочка при звуках его голоса вздрогнула и быстро подняла голову.

Карасев тоже поглядел на нее и замер от удивления.

— Ну и ну! — сказал он. — Где встретились!

В товарище Карасеве Катя узнала таинственного монаха.

Часть вторая

VII. ДЕРЕВЯННЫЙ ДОМИК

СИНИЕ зимние сумерки смешались с густою снежною вьюгою и все торговцы на Смоленском рынке стали торопливо собирать свои лотки.

Печальные старушки, продававшие фарфоровых слоников и вышитые бисером салфеточки, громкоголосые скупщики всякой рухляди, подозрительные личности, шептавшие что-то прохожим на ухо — все сразу собрались разойтись по домам, и Смоленский рынок стал расползаться и таять в снежном мраке. Где-то свистнул милиционер, кто-то побежал… Торговля на сегодня окончилась.

— Варвара Петровна!

Старушка, шедшая по Бородинскому мосту, оглянулась.

Ее догонял высокий человек в белой шапке с ушами до пояса, в верблюжьей куртке и в высоких светлых валенках.

— Куды с такою сказочною быстротою?.. Али деньги не терпится посчитать.

Старушка недовольно нахмурилась.

— Чего орешь так, словно пьяный! — сказала она, прибавив тихо. — Было бы что считать.

— Эх, мамаша, другим бы говорила…

— Да право же…

— Ну, ладно, поверю ради уважения к вашим сединам…

Они пошли рядом.

— Тьфу!

Человек в белой шапке сплюнул, ибо хлопья снега попали ему прямо в рот.

— Так ведь и лезет проклятая прямо в харю.

— Кто?

— Да вот метель.

Они шли по Дорогомилову мимо маленьких деревянных домиков, в окнах которых полосками брезжил свет.

Люди с санками тащились мимо, усталые, злые, ругаясь на вьюгу, проклиная друг друга.

— Ну, куда? Ну, куда на человека прешь? Скотина!

— Сам ты скотина!.. Сволочь!

И, ругаясь, расцепляли сцепившиеся санки.

— Муку-то, ишь, пудами возит, а лается. Спекулянт паршивый.

— Сам ты спекулянт… Я эту муку, может, горбом заработал… через служебную организацию…

— Рассказывай… знаем мы вашу организацию…

И оба ворча исчезали во мраке.

Около одной калитки старушка остановилась.

— Ну, я пришла… А ты куда?..

— А я к вам, стало быть, мамаша, в гости…

— Нашел время угощаться.

— Да мне вашего угощенья вовсе не требуется… Я просто к вам, чтоб засвидетельствовать свое почтение…

— Ну… ладно…

Человек в белой шапке захохотал.

— Любезности большой от вас я не вижу.

— Зубоскал ты.

Варвара Петровна вошла во двор и дернула звонок у входной двери.

— Крыльцо-то починить надо… Ишь все подгнило… Разрушенье во всем удивительное.

— Кто? — крикнул за дверью грубый женский голос.

— Свои.

Загрохотал тяжелый засов.

В темных сенях было холодно и пахло стылым дымом. Человек в белой шапке чиркнул спичку и огляделся.

— Это чья же капуста?

— А тебе на что?

— Да нет, это я так из единственного любопытства.

Они прошли по коридору, затем Варвара Петровна вынула ключ и отперла дверь в свою комнату.

— Холодище у вас, мамаша!

— Сейчас топить буду.

Она зажгла керосиновую лампу и, не раздеваясь, опустилась на колени перед железной печуркой.

Человек в белой шапке потыкал пальцем подушки, горой лежавшие на широкой постели.

— Крупчатка?

— А ты не тычь пальцами, куда не просят.

— Хитрая вы, мамаша… Интересно, где вы рафинад держите?

— Мало ли что интересно. Все будешь знать, скоро состаришься.

— Это действительно… старость не радость… Ух, дымище.

— Ветер отшибает…

Однако дрова затрещали, и печурка загудела.

— Правильно, мамаша… Теперь чайничек… Да сковородочку оладышек напечь.

— Еще что…

— А как же, после трудового дня…

— Правильно тебя прозвали: Рвач… Со всего норовишь свое удовольствие сорвать…

— Ну, а иначе какой смысл жить на свете… Вы, мамаша, если рассудить, тоже рвачиха…

— Ну уж я.

— А как же… Дела же у вас идут вертиколепно.