Вне игры

– Так просвети меня! Пока я вижу лишь то, что физически я тебе интересна, но недостаточно для того, чтобы брать на себя какую-то ответственность, которую, по твоему мнению, накладывают на тебя поцелуи, – выдаю на одном дыхании то, о чем думала все эти долгие два дня. От откровенности этих слов у меня горят щеки и колотится сердце, но я не жалею, что их произнесла. Лучше так, сразу, чем позже изводить себя, жалея, что не сказала того, что хотела. – Но я открою тебе секрет, Никит. Мне не нужна твоя ответственность. Я два года ни с кем не целовалась – это не шутка. Я уже забыла это ощущение, когда кто-то целует тебя, а у тебя в животе щекотно и будто невесомость. Ты мне обо всем этом напомнил. Я будто очнулась от долгого сна и поняла, как это классно. Как приятно. И как многого я себя лишала, отгородившись от мира. Раз уж мы говорим начистоту, Влад именно этого и хотел – чтобы я была одна, чтобы я ни с кем не общалась, чтобы похоронила себя и свою молодость за жесткой броней страха и отчаяния, в которые он меня погрузил.

– Отлично. То есть теперь ты прозрела, готова броситься из крайности в крайность и после двух лет воздержания идти с первым попавшимся без разбора?

– Почему без разбора? – спрашиваю я, прямо встречая его разъяренный взгляд. – Я не планировала этого и не думала, что так будет… Но я… я захотела тебя. Только ты решил, что тебе это не нужно.

– Я такого не говорил!

– Ладно, – говорю устало, отворачиваясь от него к окну. Этот бессмысленный обмен колкостями меня вымотал. – Ты такого не говорил. Окей, Никит. Давай заканчивать этот разговор. Я думаю, мы сказали все, что хотели.

Сложив руки на груди, я до скрежета стискиваю зубы и, глядя в темноту дождливой ночи за окном, отчаянно стараюсь не заплакать. Не жалею ни о чем. Ни об одном слове. Только больно оттого, что парень, который смог сломать мою глухую защиту от неидеального мира, скоро уедет. А на остаток времени рядом со мной выбрал такой путь – путь полного отрицания нашего взаимного влечения из-за каких-то рамок в его голове.

Когда мы приезжаем в кинотеатр, вся компания уже в сборе. Это не мои люди, здесь компашка Вебер, Света, хоккеисты. Мне отчаянно не хватает Лизы, которая всегда вливается в любой коллектив. И сейчас Никиты тоже, потому что он, хотя и находится рядом, держится подчеркнуто отстраненно, а его ладонь, которая лежит на моей талии, кажется абсолютно безжизненной, для галочки. Ведь хотя он не собирается меня целовать, свое слово он держит – для всех мы по-прежнему пара.

В зале мы с Никитой садимся сбоку – других мест просто не было. Экран видно под углом, кресла расшатанные. И когда я опускаюсь на сиденье, меня вдруг ни с того ни с сего одолевает приступ паники, так что на спине даже выступает холодный пот. Раньше такие приходы у меня случались часто. Видимо, возвращение ночных кошмаров было лишь первым звоночком. А как самонадеянно я убеждала своего психолога, что исцелилась…

Глубоко вдохнув и медленно выдохнув, чтобы прийти в себя, пытаюсь сосредоточиться на фильме. Но он оказывается полнейшей ерундой. Я надеялась, что сюжет захватит меня и даст возможность не думать о Никите, но все, что я могу, – это под максимально наигранные сцены снова и снова прокручивать в голове откровенный разговор в машине.

Когда наконец на экране ползут финальные титры, я ощущаю, что у меня адски болит голова, а от попкорна и колы, которые я по глупости взяла в баре перед сеансом, тяжело в животе.

– Я зайду в уборную, – говорю Никите, стоит нам выйти из зала.

– Хорошо, я буду ждать тебя возле касс.

В туалете я быстро привожу себя в порядок, насколько это возможно. Расчесываю волосы. Смачиваю лоб и виски холодной водой, представляя, что дома выпью какой-нибудь анальгетик и завалюсь спать. Морально этот день меня просто изнасиловал: улыбаться брату и маме Никиты было естественно, я действительно хорошо провела время, но напряжение, которое явно циркулирует между мной и Никитой, свело на нет все хорошее, что со мной произошло. Я просто устала.

Вымученно улыбнувшись отражению в зеркале, иду на выход. Толкаю дверь, делаю шаг вперед, но выйти не успеваю. Цепкие пальцы больно хватают меня за плечо – я уверена, потом останутся синяки, – и кто-то очень сильный швыряет меня в стену коридора, отчего я больно ударяюсь затылком.

– А я все думал, не обознался ли, – тянет над ухом до ужаса знакомый голос. – Но нет. Все та же шлюха, что и была раньше.

Про такие моменты говорят, что сердце уходит в пятки. Со мной так и происходит. Хотя я все еще стою на ногах, внутри меня все ухает вниз, как бывает в воздушной яме в самолете.

– Пусти меня, Влад, – говорю четко, стараясь не показывать паники. – Или я закричу.

– Давай, сука, кричи, – выдыхает мне в щеку мой бывший мучитель, еще сильнее стискивая плечо, так что от острой боли у меня даже в глазах темнеет. – Я уже забыл, как ты это делаешь.

– Тебе запрещено ко мне приближаться! Если отец узнает…