Вне игры

То, что происходит между нами, даже с натяжкой нельзя назвать сексом. Это безумие, огонь, это жизненная необходимость. То, как касается меня Никита – напористо и одновременно бережно, – выбивает из моего тела мучительную дробь вожделения. То, как касаюсь его я – жадно, потому что хочу насытиться наперед, и одновременно неуверенно, – посылает волны дрожи по его крепкому телу.

– Если ты не прекратишь сейчас… – Голос Никиты звучит глухо и на октаву ниже, чем обычно. Закрыв ему рот еще одним поцелуем, я крепче сжимаю ладонь, глотая его протяжный стон. – Дурочка.

Его грудь впечатывается в мою грудь. Его руки обхватывают мои ягодицы и рывком дергают на себя. Я глухо всхлипываю, когда ощущаю его внутри. От силы и глубины его стремительного проникновения на глазах выступают слезы, но я не отступаю. Сама жмусь к Никите крепче, будто хочу слиться с ним в одно целое, чтобы ничто не могло нас разъединить.

– Ш-ш-ш, – шепчет он, начиная медленно во мне раскачиваться, затрагивая нервные окончания, о существовании которых я даже не подозревала.

Электрические разряды по венам. Адреналин в кровь. Ни тормозов. Ни смущения. Ни запретов. Ни тайн. В груди бьется не сердце – там пульсирует любовь. И дикая потребность друг в друге…

– Я люблю тебя тоже, – выдыхаю я вместе с тем, как горячая пульсация, которая до этого момента концентрировалась внутри живота, взрывается и кипящей лавой разливается по всему телу.

– Расскажи мне что-то, что я о тебе не знаю, – просит Никита тихо, когда мы в обнимку лежим на постели. Его сердце бьется у моего виска. Его пальцы неспешно поглаживают мое обнаженное бедро.

– Я не люблю тушеную капусту, – выдаю первое, что приходит в голову.

Я не дурочка. Понимаю, что вряд ли Никита спрашивает меня о моих вкусовых предпочтениях, но открыться ему все еще сложно…

– Принято. Еще.

– В детстве я занималась балетом, но потом сломала палец на ноге и так и не вернулась в класс, – вспоминаю я.

– Засчитано. – Его губы касаются моей скулы в нежном поцелуе. – Еще, Рит.

Закрыв глаза, я позволяю себе насладиться этой лаской. И все хорошо, но почему-то в горле зреет горький ком и хочется плакать…

– Я… Помнишь, тот вечер, когда ты приехал за мной в город. И мы поругались. – Я судорожно вздыхаю, тычусь лбом в его грудь, жадно тяну носом его запах. – Ты спросил, где я была и что делала. Я сказала, что это не моя тайна.

– Помню, – шепчет Никита. И все. Просто ждет, давая мне время, не прекращая гладить меня. Только теперь в его прикосновениях нет никакого сексуального подтекста. Есть лишь поддержка и тепло, которые прорывают плотину моей сдержанности, так что признания начинают литься из меня нестройным потоком.

– После Влада меня долгое время мучили кошмары. И я… не могла общаться с людьми. Впадала в ступор, стоило кому-то приблизиться ко мне. И папа связался с центром помощи жертвам насилия. У меня к тому времени был свой психолог, но это почти не помогало. И я пошла на групповую терапию.

– Все еще ходишь? – Его дыхание вибрирует возле уха.

– Нет. Давно нет. Я там вроде как волонтер. Ты даже не представляешь, сколько девчонок… – Слезы все же начинают течь из моих глаз. – Руководство центра скрывает его местоположение. Несколько лет назад им пришлось переехать, потому что один ненормальный пришел со своей бандой за беглой женой.

Объятия Никиты становятся крепче. Мои слезы капают на его обнаженную грудь.

– Папа был прав, когда сказал, что у меня здесь нет жизни, – всхлипываю я. – У меня есть только он, Лиза и девочки в центре. Они чудесные, Никит. Сломленные, но очень любящие жизнь. И многим из них больше некуда пойти.

– Понимаю, – говорит мягко, обхватывая мой подбородок пальцами, заставляя меня поднять зареванное лицо и посмотреть на него. – Я все понимаю, Рит. Ты молодец, что этим поделилась. Ты даже не представляешь, какая ты сильная.

И когда он снова целует меня очень нежно, почти осторожно, я ему верю.

Глава 35 Никита

– Ну как, готов к отъезду? – спрашивает Миша за завтраком, лениво развалившись в кресле со стаканом протеинового шейка в руке.

Поднимаю голову, встречаясь с изучающим взглядом старшего брата. Пока я, проснувшись, загонял себя мыслями о Рите и скором возвращении в Штаты, он успел выйти на пробежку и теперь выглядит свежим и подтянутым. До тошноты идеальным, тогда как я после бессонной ночи чувствую себя развалиной.

– Как всегда, – говорю небрежно.

Да, так и есть. Я уже много раз уезжал. В этом нет ничего нового для меня.

– А девочка твоя что?

– А что с ней? – делаю вид, что не понимаю, о чем речь, но брат сегодня отличается особой проницательностью. Или же просто хочет меня выбесить.

– Брось, Никит. – Миша выразительно изгибает черную бровь. – Я слышал, как Воскресенский с отцом обсуждали дело Зарецкого. Там все непросто.

– Если ты слышал это от них, что ты хочешь у меня узнать? – спрашиваю я, начиная закипать. И чтобы занять руки, которые от отчаяния сжимаются в кулаки, наливаю себе кофе.