Вне лимита. Избранное

Помню брошенный храм под Москвою:
Двери настежь, и купол разбит.
И, дитя заслоняя рукою,
Богородица тихо скорбит —
Что у мальчика ножки босые,
А опять впереди холода,
Что так страшно по снегу России —
Навсегда — неизвестно куда —
Отпускать темноглазое чадо,
Чтоб и в этом народе — распять…
— Не бросайте каменья, не надо!
Неужели опять и опять —
За любовь, за спасенье и чудо,
За открытый бестрепетный взгляд —
Здесь найдется российский Иуда,
Повторится российский Пилат?

А у нас, у вошедших, — ни крика,

Ни дыхания — горло свело:
По ее материнскому лику
Процарапаны битым стеклом
Матерщины корявые буквы!
И младенец глядит, как в расстрел:
Ожидайте, Я скоро приду к вам!
В вашем северном декабре
Обожжет Мне лицо, но кровавый
Русский путь Я пройду до конца,
Но спрошу вас — из силы и славы:
Что вы сделали с домом Отца?

И стоим перед Ним изваянно,

По подобию сотворены,
И стучит нам в виски окаянным
Ощущение общей вины.
Сколько нам — на крестах и на плахах —
Сквозь пожар материнских тревог —
Очищать от позора и праха
В нас поруганный образ Его?
Сколько нам отмывать эту землю
От насилия и от лжи?
Внемлешь, Господи? Если внемлешь,
Дай нам силы, чтоб ей служить.

12. 10. 83

«Вот и стихли крики, Пенелопа…»

Вот и стихли крики, Пенелопа,
Покрывало в сторону!
Он вернулся, твой высоколобый,
К сыну и престолу.
К лошадям своим и горожанам,
К ложу из оливы…
Ни разлучница не удержала,
Ни эти, с Олимпа.
Вытер меч, меняя гнев на милость,
Дышит львино…
Раз его рука не усомнилась —
Значит, нет невинных!
Всем злодеям вышло наказанье
От законной власти…
Вот рабыни смоют кровь с мозаик —
И начнется счастье.

9. 11. 83

Тане и Ване (Осиповой и Ковалеву)

Я проеду страною —
В конвойной свите,
Я измучу людским страданьем глаза,
Я увижу то, что никто не видел —
Но сумею ли рассказать?

Докричу ли, как мы такое можем —

По разлуке, как по водам?
Как становимся мы на мужей похожи —
Взглядом, лбом, уголками рта.
Как мы помним — до каждой прожилки кожи —
Их, оторванных на года,
Как мы пишем им: «не беда»,
Мы с тобою — одно и то же,
Не разнять!

И звучит в ответ

Твердью кованное «навек» —
То стариннейшее из словес,
За которым — без тени — свет.

Я пройду этапом,

Я все запомню —
Наизусть — они не смогут отнять! —
Как мы дышим —
Каждый вдох вне закона!
Чем мы живы —
До завтрашнего дня.

12. 11. 83

«Я доживу и выживу, и спросят…»