Внеждановщина. Советская послевоенная политика в области культуры как диалог с воображаемым Западом

План создания советской международной премии начали обсуждать еще в 1945 году, но по-настоящему разработкой вопроса занялись лишь в конце 1947-го: 2 января 1948 года Сталину для ознакомления даже отправили устав Нобелевского комитета492. В 1948 году в одном из вариантов проекта констатировалось: «Нобелевские премии демонстративно присуждаются врагам народной демократии, злостным антисоветским клеветникам, вроде Андре Жида. В современных условиях задачу поощрения передовой культуры и роль арбитра в оценке научных и культурных достижений во всех странах должен взять на себя Советский Союз как самая передовая страна в мире. <…> Учреждение международной премии еще более повысит авторитет Советского Союза в глазах передовых людей мира, ускорит процесс дифференциации интеллигенции в капиталистических странах, консолидирует демократически настроенных деятелей науки, искусства и литературы, а также усилит влияние Советского Союза в кругах интеллигенции дружественных стран Восточной Европы»493. Проект альтернативной премии обсуждали на протяжении нескольких лет, и за это время он претерпел существенные изменения. Первоначально в УПА готовили премию за научные достижения: она носила название Международной премии Советского Союза, присуждалась за достижения в области физики, химии, биологии, медицины, геологии и математики и должна была вручаться в День Победы — 9 мая494. Затем появился проект двух премий — Менделеевской за научные достижения и Горьковской за достижения в области художественной литературы. Каждая премия должна была присуждаться раз в два года (Менделеевская по нечетным, Горьковская по четным годам) 18 ноября, в день основания Академии наук495. Затем две премии решено было объединить в одну — так появился проект Международной Ленинской премии, присуждаемой за «высшие достижения в области науки, техники, искусства и литературы», а день присуждения перенесли на 22 апреля, день рождения Ленина496. Первую премию планировали вручить уже в 1949 году, но и этот проект остался нереализованным. Результатом долгого проектирования стала Международная Сталинская премия «За укрепление мира между народами», учрежденная в декабре 1949 года — в ознаменование 70-летия Сталина — и впервые врученная в 1951 году497.

Реализованное в конечном итоге в виде подношения Сталину, учреждение альтернативной международной премии венчало процесс институционализации нового советского интернационализма. Советские достижения оказывались независимы от оценок Запада, но в то же время получали мировое признание. Бросая вызов сформировавшимся на Западе институтам распределения и утверждения иерархий, Советский Союз выстраивал альтернативную сеть международного сотрудничества со своими фестивалями, коллаборациями и премиями. Единственным, чего недоставало этому альтернативному Западу для полноценного замещения реального, была история: подлинность нового Запада была невозможна без его связи с классическим наследием.

ОПЫТ ЭКСПРОПРИАЦИИ

30 июля 1947 года член правления ВОКС Лидия Кислова сообщила начальнику отдела культуры Управления пропаганды СВАГ, что ВОКС отрицательно относится к идее проведения в Берлине Шекспировской конференции и считает участие СССР в этом мероприятии нецелесообразным498. Отказ принимать участие в конференции и посылать в Германию материалы по теме «Шекспир в СССР» выглядел по меньшей мере неожиданно: к современной буржуазной культуре Шекспир отношения не имел и давно был успешно апроприирован советской властью. Представление о том, что в СССР дела с Шекспиром обстоят даже лучше, чем у него на родине, к этому времени стало привычным для советской официальной риторики. Весной 1946 года «Литературная газета» с гордостью сообщала, что пьесы Шекспира идут на советской сцене чаще, чем во всех других странах вместе взятых, а советские шекспироведы начинают оказывать все большее влияние на зарубежных коллег499. Вернувшийся в апреле 1947 года из Англии Константин Симонов в отчете о поездке сообщал, что много разговаривал с английскими актерами о Шекспировском театре в Стратфорде и пришел к выводу, что их театр держится не столько на мастерстве, сколько на особом статусе. Гастроли любого московского театра с одной-двумя постановками, утверждал он, произвели бы «исключительное впечатление, выходящее далеко за пределы Англии» и наглядно продемонстрировали бы превосходство советского театра на понятном для англичан шекспировском материале500. Летом 1946 года похожий отзыв, но исходивший от самих англичан, передавал Жданову Михаил Суслов: рассказывая об итогах посещения Латвии делегацией Англо-советского общества дружбы, он отмечал, что после просмотра в одном из рижских театров спектакля «Много шума из ничего» делегаты заявляли, что «в Англии так богато не ставят Шекспира»501.