Вниз, ввысь, к первопричине (СИ)

   - Мы превозможем все, - сказал учитель, - такая нам дана защитница! Но... где же тот, кто выше всех напастей...

   Несвязанная речь Вергилия есть признак внутренних борений. Он не уверен! Господи... я и сам теперь пал духом. Я вопросил:

   - Вот мы на дно спускаемся... Но стоило ли нам покидать твой Лимб, где души лишь надежды лишены?

   - Не скрою, - отвечал мне дух, - из нашего витка по этим тропам редко кто ходил. Но я здесь уже однажды был, вооруженный заклятиями злой Ератхо. Уж эта кудесница умела возвращать телам их души. Едва лишь моя тень покинула плоть грешную, сюда я послан был за пленником Иудина предела, который там -- на самом дне. Я знаю путь, но...

   Он не договорил, ибо наши взоры устремились к вершине башни, рдеющей багрянцем. Там кружились, гидрами зелеными обвиты, три кровавых фурии. Вместо волос на головах у женоподобных гадин извивались змеи.

   - Узнал? - сказал мой проводник: - Мстительница за убийства Тисифона, ненавистница Мегера и Алекто карающая.

   Фурии, визжа истошно, терзали руками свои тела. Я расслышал душу леденящие слова:

   - Где Медуза?! Он должен окаменеть! Ох, почему же мы не отомстили тогда Тезею пронырливому...

   - Ты вот что... - шепнул Вергилий мне, - на всякий случай закрой глаза и отвернись -- как говорится, от греха. Не стоит тебе Горгоной любоваться, иначе никогда уже не насладишься светом земного дня.

   Учитель сам меня насильно отвернул, взял мои руки в свои -- и прикрыл мое лицо. Над водами смердящими прокатился страшный грохот и содрогнулась твердь. Я ощущал дыхание ветров, но страх пропал. Проводник убрал ладони с моего лица, сказав:

   - Узри хотя бы пену с горьким дымом...

   И я увидел: сонмы душ неслись, гонимые неудержимой силой. За ними -- прямо по воде -- шагал Посол Небес. Рукою разгоняя поволоку, он пастырем глядел на обреченных. Невольно я склонился перед Ним.

   Он только прикоснулся тростью к воротам -- и они покорно распахнулись. Остановившись в проеме, ангел возгласил:

   - Эй, падшие, что вы тут замыслили! Уж не захотели ли пойти противно Вышней воле? Вам мало бедствий? На судьбу в злобе не стоит посягать. Ваш Цербер до сих пор с потертой мордой бдит.

   Мы молчали. Ангел воспарил, мы беспрепятственно вошли в мрачнейший Дис. Хотел я разглядеть, что же за грешники здесь обитают, но не увидел никого, хоть отовсюду и доносились стоны. Повсюду были разбросаны надгробия, чернели ямы, а воздухе висела скорбь. Между ними витали красные огни, из дыр тянуло жарким чадом. Я понял: все могилы раскрыты, а голоса доносятся из них.

   - Здесь страдают, - пояснил учитель, - ерисиархи разных толков, а с ними -- их прихвостни. Здешняя земля богато таковыми узлоблена. Подобные к подобным...

   Мы повернули направо, и пошли между полями могильных мук и стенами.

   - А нельзя ли, - спросил я, - хотя б разглядеть, что за тени застряли в этом мире? Плиты с могил откинуты, а стражи -- нет...

   - Их накроют, когда вернутся из Иосафата, долины Страшного Суда, в том облике, какой носили на Земле. Здесь наказуют тех, кто верил в окончательную гибель души вместе со смертью тела. Таким был Эпикур, к примеру. Здесь ты найдешь ответ на помысел того, чей образ тайно носишь в своем сердце.

   - Учитель добрый, я помню твои слова, когда мы подходили к Ахерону...

   Вдруг из одной могилы донесся голос:

   - Ты ведь тоже сын прекрасной родины моей, над которой, я, возможно, без меры измывался. Наш говор ни с каким не спутаешь, тосканец...

   Я прижался к Вергилию, сердце мое заколотилось бешено. Учитель успокоил:

   - Не бойся, подойди.

   В страдающей душе узнал я Фаринату. Боже, что же стало гибеллиновским вождем! Я решился приблизится к краям могилы насколько позволял оттуда бьющий жар. Тень привстала, огляделась. Мне показалось, он на этот мир смотрел с презрением. Остановив свой горделивый взгляд на мне, заносчиво спросил:

   - Чей ты потомок?

   Я правдиво рассказал о своей родне. Выслушав и помолчав немного, дух признался:

   - Твой дом был в состоянии войны с моим. И даже более того: я дважды приказал его разрушить.

   - А смысл? - я на самом деле задал риторический вопрос. - Изгнанные все равно вернулись, а счастья черным нет. Хотя, и белым -- тоже...

   Вдруг из соседней ямы показалось подобие лица другого духа. Он огляделся удивленно -- и зарыдал. Прекратив истерику, тень строго посмотрев в глаза мне, надменно заявила:

   - Уж если в это злое место тебя привел твой гений, почему с ним не пошел мой сын?

   Я понял, кто этот второй могильный пленник. Это отец моего друга Гвидо Кавальканти, поэта и эпикурейца. Я ответил так:

   - Здесь я не по своему желанию. А Гвидо ваш моего учителя Вергилия не почитал.

   Тень Кавальканти-старшего чуть не вскочила из могилы и заорала:

   - Как?! Ты говоришь о нем в прошедшем времени!

   Я молчал. Тень, застонав, низверглась в яму, источающую жар. Тень Фаринаты все это наблюдала равнодушно, сохраняя горделивое достоинство. Когда ее сосед пропал, она произнесла:

   - И все же ты скажи, земляк... почему ваши законы так нас клеймят?

   - Однако, - ответил я, - в наших храмах молятся в память обо всех убиенных.