Адвоката вся эта лирика не интересовала. Он хотел знать все, что знал Каспар, и тот рассказал ему, что услышал от Зигрун о Тимо. Адвокат обещал не упоминать Зигрун в разговоре с прокурором. Аксель с другими сообщниками из окружения Тимо уже, вероятно, попал в поле зрения полиции. Адвокат ограничится предположением, что при обыске на квартире у Акселя будет обнаружен пистолет, из которого были застрелены два человека. Источник этих сведений он раскрывать не обязан.
Так все и произошло. На следующий день вечером адвокат узнал об успешном обыске на квартире у Акселя и сообщил об этом Каспару. Тот с облечением вздохнул: Аксель был обезврежен, и Зигрун больше не несла ответственности за возможные дальнейшие убийства. Если ее имя до сих пор нигде не упоминалось, значит оно и не будет упоминаться, и Зигрун, если захочет, может со спокойной совестью пойти к прокурору. Эта мысль тоже принесла Каспару облегчение. Но это облегчение было лишним подтверждением того, что она ушла.
Прежде чем он решился выполнить просьбу Зигрун и позвонить Свене, та сама явилась к нему. Ирмтрауд сказала ей, что Зигрун теперь живет не у нее, а у Каспара, и она, не застав его дома, пришла после обеда к нему в магазин.
Он повел ее к себе домой. Еще в парке она пристала к нему с расспросами.
– Где она? Что она делает? У нее все в порядке?
Когда он ответил, что не знает, она пришла в ярость.
– Почему ты ее выгнал? Что ты с ней сделал?
Эти вопросы разозлили Каспара, ему стоило немалых усилий, чтобы не потерять самообладание. Сев с ней на скамейку, он начал рассказывать.
Свеня слушала, комкая в руках носовой платок.
– Этого мы и боялись. Что эти автономы ее до добра не доведут. Да, без насилия не обойтись, оно необходимо, чтобы Германия проснулась, говорит Бьёрн. Но не эти детские глупости, а революция. А пока нужно запастись терпением. Он ведь все это объяснял Зигрун!
– Почему Зигрун вдруг решила уйти от вас и приехала в Берлин?
– Когда Зигрун была маленькой, они с Бьёрном были не разлей вода, и когда она подросла и захотела идти своей дорогой, он не смог с этим смириться. – Она рассмеялась. – Если бы все получилось так, как мы мечтали – чтобы она вышла замуж и поселилась со своим мужем в соседней усадьбе, – я думаю, Бьёрн взбесился бы от ревности. – Она беспомощно взмахнула рукой. – Что я могла сделать?
– Зигрун говорила, что ты чуть ли не молишься на Бьёрна и в то же время презираешь его. Или просто боишься его.
– Зигрун сама нас презирала. Это твоя работа. Ты ей внушил, что мы необразованные, что нам не нужны ни книги, ни музыка. Ты скажешь: пианино – это, мол, было всего лишь пианино. Но оно пришло к ней не от нас, а от тебя, извне, и это все испортило.
Каспар хотел возразить ей. Но может, она была права? И он не стал говорить ей ни о Гансе Франке с его Шопеном в краковском замке, ни о том, что Зигрун провела с ним в общей сложности считаные недели. Пианино стало для Зигрун особым, ее собственным миром, не имевшим никакого отношения к национал-поселенческому миру ее родителей.
– Нет, я не презираю Бьёрна. И не молюсь на него. И не боюсь его. – Она рассмеялась. – Ты спросишь: а что же это тогда? Без него я… Я была бы бездомной алкоголичкой и наркоманкой. И лучше не думать о том, чем бы я зарабатывала себе на жизнь. И это была бы короткая жизнь. Меня бы уже давно не было в живых. Я обязана Бьёрну жизнью. И я уже говорила тебе: я могу на него положиться, я доверяю ему. Ты, наверное, думаешь: своей жизнью ты обязана и Вайзе и его жене, а ты, несмотря на это, вообще не хочешь с ними иметь дело. Рождение, родители, дети – это совсем другое. Хотя кому я это говорю? Твоя жена, моя мать, знала это лучше, чем кто-либо другой.
– А не могло у Зигрун возникнуть чувство, что Бьёрн тебе ближе, чем она?
– Не знаю.
Каспару было трудно в это поверить. Может, она не хотела этого знать? Ирме Вайзе муж был ближе, чем дочь, и Свеня, конечно же, не хотела быть такой же матерью. А прозвучавшего в его вопросе упрека ей принимать не хотелось. Он не должен был спрашивать ее об этом.
– Вечером, накануне своего ухода, Зигрун говорила о тебе. Она желает тебе добра. – Каспар посмотрел на Свеню, но по ее лицу было не понять, рада ли она слышать это или нет. – Если ты что-нибудь о ней услышишь, позвонишь мне? А я тебе?
Она покачала головой.
– Не думаю, что я о ней что-нибудь услышу.
– Но если все-таки… когда-нибудь…
Он на секунду задумался, говорить ли ей о просьбе Зигрун. С тех пор как он познакомился со Свеней, она чаще была с ним осторожной и неприступной, но несколько раз между ними возникали почти доверительные отношения. Он не знал, есть ли у него шанс достучаться до нее. Он робел перед ней.
– Я был бы рад как-нибудь еще раз повидаться с тобой, – собрался он наконец с духом. – Мы оба любим Зигрун, нам обоим ее не хватает. Кстати, ты не могла бы прислать мне ее фото? Я не фотографирую, и у меня нет ни одного ее снимка.