Внучка

Дорогой дед!

Я не могу этого сделать. Я знаю, что Акселя надо остановить, что его должны судить. Но Ирмтрауд, Хельмут, Йорг и Аксель были моими друзьями, и я не могу их выдать. Я не предатель. Я больше не вернусь к ним, но не хочу, чтобы между нами встал прокурор. Я ухожу.

Ты же понимаешь: я знаю, где у тебя что лежит. Деньги ты хранишь в деревянной шкатулке на своем письменном столе, вместе с ПИН-кодом на бумажке. Ночью, когда ты спал, я взяла деньги из шкатулки и кредитную карту из твоего портмоне. Карту ты можешь заблокировать. Но я не собираюсь тратить деньги на всякие глупости и постараюсь как можно скорее найти работу. А карта твоя все равно действует только до сентября.

Вчера я тебе не врала. Я была бы рада жить у тебя и играть на рояле, а через год поступить в консерваторию. Но мои автономы все равно не оставили бы меня в покое, в хорошем или в плохом смысле. Да и родители не дали бы жить спокойно.

Ты бы, конечно, старался мне помочь. Но как ты мне можешь помочь? Ты, наверное, думаешь, что я должна была выстоять в этой борьбе и с автономами, и с родителями. А зачем? Я поняла бабушку, прочитав ночью ее записки. Иногда нужно признаться самому себе, на что ты способен или не способен. Иногда нужно спасаться бегством.

Я тебя люблю, дед! Спасибо за рояль. Я имею в виду – за музыку вообще. И за электропианино! Мне надо было не оставлять его в Ломене, тогда бы я сейчас могла взять его с собой. Я куплю себе на твою карту новое. Не очень дорогое. Главное – чтобы его можно было носить в чемодане или футляре, как скрипачи носят скрипку.

Кстати, я взяла твой чемодан, маленький черный на колесиках. Вещей у меня немного, так что мне его вполне достаточно. А еще я взяла в дорогу три книги. Ты сам увидишь какие.

Я поняла все, что ты мне говорил. Когда я вчера осталась дома одна, я слушала Шопена, Дворжака и Рахманинова. Когда-нибудь я бы хотела играть Третий концерт Рахманинова. А еще больше – ля-мажорную сонату, так, как ее еще никто не играл. Я даже знаю как. Но пока еще не могу. Не решаюсь.

Пожелай мне счастья, дед! Обнимаю тебя.

Зигрун

9

Каспар позвонил адвокату. Тот попросил его приехать к нему. Но что он мог ему сказать? От него теперь было мало толку. Он мучительно переживал уход Зигрун, то, что она исчезла из его жизни и обрекла его на одиночество, что она сделала то, что и должна была сделать, что он сам желал ей поскорее повзрослеть и обрести свободу, и вот теперь сбылось и то и другое; что его печаль была закономерна и на излечение от нее потребуется время и что печалиться ему надо было лишь о себе, а не о ней.