Внук Бояна

— Пусть он умрет! — настойчиво повторил жрец, теперь уже злым, гудящим голосом. Яришка знала, как искусно меняет ее дед голоса: то он ласковый старичок, то строгий хрипловатый учитель, то грозный и беспощадный мститель. А иной раз скажет здесь, а голос идет из-за дуба.

— Тогда умру и я! — Она подступила к входу, стояла против жреца, молодая, сильная, готовая на смерть. — Открой мне победу над концом жизни!

— О боги, ты больна! — схватившись за голову, выкрикнул старик, пораженный ее неслыханной супротивностью. — Ты идешь против родных- богов?! Я дам тебе зелье... Пей и ты, и вы оба умрете вместе, никому не нужные, как жабы под копытами конницы, идущей против поганых...

Яришку поразили беспощадные слова старика — никогда она не видела его отравленным такой жгучей злобой, и вместе с тем в нем проглядывало что-то совсем беспомощное, помутившиеся от старости глаза жалко слезились, губы дрожали.

— Хорошо! — прошипел он, хватая внучку за руку. — Я скажу тебе то, что не могу говорить никому. Taк завещали пращуры, открывшие самые древние, тайны жизни, поведанные Перуном... Ты не уйдешь от правых богов, ты — их слуга! Ими через меня избрана в жрицы. Возьми вот зелье!

Он сорвал со стены пучок травы и протянул внучке.

— Благодари Стрибога. Он приказал набрать живой травы. Но принесет ли тебе счастье эта владычица смерти?! Навари, и пусть пьет. Она очищает кровь от огня, от черноты, от любой немочи... Поклянись на этом святом месте, что никто и никогда не узнает от тебя этой тайны, кроме твоего младшего внучка.

— Клянусь всемогущим Перуном! — Яришка выхватила из рук старика пучок травы, но Маркун уцепил ее за руку, нагнулся к самому ее лицу, лохматый, бородатый, со страшными, полубезумными блестящими глазами, и выкрикнул:

Дай слово, ты... ты приведешь его к Стрибожьему озеру в полночь новолунья!

— Ты хочешь ему плохое? — резко опросила она, отстраняясь.

— Да пойми!.. Не раз говорил тебе... Народ в несчастье, в обиде на князей-насильников, нововерцев... Но должен же найтись среди них разумный, кто признает и старую веру. Так, может, и увидим... Не изберет ли твоего княжича своим вещим сыном Стрибог?! Если увидит в нем большой разум и соучастие. Тебя не зря он избрал своей дочерью. И если сбудется, станет у вас обоих с княжичем одна судьба. Ты сама станешь решать его участь. Ты же любишь его?

Яришка легко вздохнула и уже ласково сказала:

— Я же знала, дедушка, ты плохого никому не делаешь, ты добр, как добры наши боги. Говорю тебе: он придет!

...И ведь выходила юная дочь Стрибога умирающего княжича! Через два дня он уже поднимался с ложа, ходил пошатываясь, ослабевший, с дрожащими руками. А Юрко все допытывался у Яришки:

— Назови, что за живая трава. Ты же победила смерть! Ты достойна песенной славы на вечные времена. Я воспою твою золотую голову!

— Не тревожь меня и не выпытывай, — сердито отвечала она. — Только в мой последний час открою избранному слуге богов — внучку своему. Иначе зелье потеряет силу, боги не прощают измены...

Донские люди

На крыльцо, держась за балясины, вышел Ярослав, бледный, ослабевший. Ватага Епифанова, вскидывая шапки к небу, прокричала ему княжескую славу. В дорогу подкрепились медовухой и выехали со двора.

Через день к вечеру путники вырвались из леса на большие поля, выгоны и огороды. У слияния рек, на высоком мысу, § раскинулось село Сосново, окруженное земляным валом и стеной-частоколом из толстых островерхих бревен. Избы виднеются бревенчатые, с резным узорочьем — не бедно живут свободные смерды!

Епифан остановил коня у края села, возле кузниц. Виднелись кучи золы и остатки шлака у сыродутного горна. В сторонке гончары лепили горшки на гончарных кругах из красной нежной глины. Каменорезы тесали камни белые и плиты узорчатые.

Князь и Юрко спешились. Епифан принялся показывать, какие доспехи и оружие куют лесные умельцы. По стенам клети были развешаны только что откованные мечи и шлемы, в колчанах — пучки красных стрел. Стояли новые копья с блестящими, отточенными наконечниками, в углу — боевые топоры, рядом — широкие лезвия для рогатин. Косы и серпы свалены в сторонке. Тут было шумно-гамно, по наковальням молотки перезванивались многоголосо. Полуголые кузнецы в. кожаных фартуках с любопытством и не очень дружелюбно разглядывали богато одетых юношей.

— Откуда эти искусные люди? — спросил Юрко.

— Разные... Кто из смердов, кто скрылся от бояр, — пояснил Епифан, — Люди даже в тати лесные бегут от бесчинств боярских. А иные к нам.

— Разбойный люд? Но их поймают и повесят! — с сердцем воскликнул Ярослав. — Искусным умельцам не прощают побегов!

— Нет, князь, мы не в Пронском княжестве. Твои браты охотно сотворили бы это. Но им не до нас: они не успевают обороняться от старшого братана, который не прочь и с врагами дружить. А мы принимаем всех обездоленных...

— Зачем говоришь срамные слова? — хмурясь, сердито проговорил князь.

— А если это правда? Прости, княже!.. И послушай-ка любого простолюдина — узнаешь и народное горе и правду услышишь. Хоть ты, Савостий, подь сюда! Пошто, Савостий, убег от боярина?