Внук Бояна

Кузнец поправил ремешок на лбу, сдерживающий кипу густых русых, стриженных под скобку волос, молча, недоверчиво осмотрел гостей.

— Не робей, сказывай, не таись, — ободрил Епифан, — ведь и князь князю рознь, и среди князей бывают Ярославы Мудрые.

— Что же, вожак, коли на то пошло, не утаю, все поведаю. Только пусть гости твои не гневаются.

— Говори смело! — приказал Ярослав, а Епифан добавил: •

— Это гости и мои, и ваши. Говори, может, с князем и столкуемся, как у нас было наперед загадано.

— Ладно было бы! Лучше в лыке и дерюге ходить у своего князя, чем в красных сапогах у лютого боярина. Князь все же за народ держится. А ты к тому же и молод...

Сели на бревнах. От них шел запах смолы и лесной чащобы. Подходили люди, усаживались рядом, постепенно весь двор наполнился народом: жизнь идет тут на окраине суматошная, каждый год приносит неслыханные новости о княжествах соседних да о половцах...

— Так повелось издревле: жили мы в общине свободными смердами, — начал Савостий, задумчиво опустив голову. — И отцы и деды знали одного князя. Он кормил дружину свою, а мы дань сдавали ему — десятую долю. Земля исстари была наша, общинная... А раз нежданно приехал боярин, объявил селение своим, будто — княжий дар за победу над половцами... Стал он брать с каждого дома дань зерном, да лисицей, да белкою. И землю объявил своей — подавай ему еще куницу с соболем. Непосильную тягу взвалил. До бога высоко, до князя далеко... И пошла жизнь впроголодь. Дети есть, пашня есть, а нечего есть.

А тут поганые нагрянули. Кто защиту даст? Князья забыли советы мудрые, — перегрызлись без стыда, без совести... Убили злыдни половецкие отца с матушкой, сестру угнали в полон. Клеть сожгли и весь пожиток. Да и нивы с огородами порушили... Собрал я ребятишек, последние рубища, взяли сумы за плечи и пошли на житье к окраинным оратаям.

— Тяжка твоя доля, — вырвалось у Юрко. И князь кивнул головой, сочувственно смотрел на изрезанное морщинами лицо коваля. Слова человеческие разжалобили.

— А здесь легче? — грустно усмехаясь, спросил князь.

— Здесь опасней враги, зато нет жадобости боярской...

— Князь вспомнил слова Ярослава Мудрого: «Живите в любви, и вы победите врагов земли Русской». И еще поучение Владимира Мономаха: «И худого смерда и убогие вдовице не дал есмь сильным обидети...» Вот в чем самое главное! Так и Юрко говорит: к народу надо идти с благом...

— Говори все! Речь твоя — сама правда, а за правду ответа нет, — подался князь к Савостию. Его вдруг потянуло к этим обиженным жизнью, но смелым людям. Разве какой боярин ! снесет тяжкие муки всю жизнь? А они все страдальцы... И если они выдерживают такое, то и войско из них будет— как мечи каленые, булатные... Надо их ободрить, по-отечески, как учили в Киевской лавре: князь — отец народа! Тогда пойдут они в огонь и воду...

— Послушай, князь, моего неразумного совета и не гневайся, если придется не по сердцу, — душевнее проговорил Савостий. — Не гордись княжеской, гордись человеческой честью. Живи с. народом душа в душу. Помогай умным и добрым и гони лихоимцев да лукавых подхалюзников. А коли сила будет богатырская, — собери князей русских, скажи им слово мудрое. Дадим руки, братие, обороним землю Русскую, чтобы весь народ жил в покое и радости. В этом сила княжества! Тогда мы все пойдем за тобой.

— Славно говоришь,— раздумчиво сказал Ярослав.— Но , захотят ли окраинцы сажать князя?

— А мы князя в князья и в отцы просим! — воскликнул Савостий.

— Мы о тебе наслыханы,— подхватил Епифан. —Всем народом на воеводство зовем: княжи у нас, а иных не хотим. Так ли, братья вольные?

— Так! Так! — отвечали люди дружно. А лица суровые, без улыбки: дело-то решалось большой важности. — Все за тобой пойдем! Князь надобен для защиты! Не дадим никому разорять нашу волость... Поди, и соседи-князья тебе помочь окажут. А то они на нас, без князя, зубы скалят! Крикни на хитрых плутней так, чтобы у них ноги к земле пристыли!

— Мы— хоть на смерть! —снова громко сказал Савостий. Лишь бы все по-братски, да дети наши и весь народ жили счастливо.

— А об этом, братие, и я так мыслю: кто хочет народу своему плохое? Нет таких! — вдруг искренне открылся Ярослав. Внезапная радость охватила его: все, о чем он мечтал, начинало сбываться. Пусть не совсем так, но главное есть — земля и народ. На зависть братьям-стяжателям, он по-новому соберет свое княжество, беззлобно!

— Так клянись, Ярослав Глебович, — снова перенял речь Епифан, — с народом жить, стоять против врага намертво. А мы послужим тебе и делу общему всем, чем надобно, ни себя, ни детей не жалеючи. Мы же все тут: и ты, и мы —люди русские! А русские в боях— удальцы! Клянись!

— Клянусь! — Ярослав вскинул правую руку со сложенными в крест перстами и перекрестился. — Перед лицом русских братьев клянусь жить по добрым заветам божеским и человеческим, На какой реке жить, ту и воду пить...