Внук Бояна

— За свою голову ручаюсь, не подведет, — ответил обрадованный холоп. — Что ни прикажете — исполню!

— Ладно. Запомним!— ответил Ярослав.

Отряд донской двинулся дальше. Топот коней врезался в лесную тишину. То и дело в вершинах деревьев хлопали крыльями перепуганные со сна витютни и тетерева, путались в ветвях и тревожно кричали. Кузяна кто-то подхватил на ходу, он ловко вскинулся и уселся верхом позади всадника.

А стражи стояли, чесали затылки, раздумывая. За увод чужого холопа надо платить взыска двенадцать гривен, а их вовек не отработаешь. Боярин Туряк своего не упустит ни на деньгу, обвинит беспременно: отпустили холопа, так сами становитесь холопами. Нет, уж лучше уйти к этим смелым людям. И так и этак помилования от боярина не будет. Надо только темной ночкой вывести семьи да и всем табором укочевать в новое княжество.

И стражи поплелись вслед за всадниками посмотреть, где она лежит, эта добрая земля.

Босое княжество

В жреческом капище

Стояло жаркое лето. На земле наступило перемирие. Половцы отлеживались в кибитках, пили прохладный кумыс и нежились. Никто не решался пойти в набег: в жару под кольчугой тело прелью мокнет, каждая рана страшна, непременно загноится и дол-, го не заживет. В жару приятней в холодке полеживать!

И в Соснове — спокойствие. Люди ходили по-домашнему — босыми, строили землянки и мазанки, готовили саман. В лесах выбирали сосновые деревья постройнее и потолще — на церковь и княжьи хоромы. Епифан обучал умельцев резным работам по дереву: хоромы должны быть не хуже пронских!

Молодцы ставили перевесы — плетенные из тонких веревок сети, развешивали их меж деревами на звериных тропах, а потом гнали оленей и лосей на .эти тропинки. Землекопы готовили ямы-землянки для зерна и хранения съестного, стены выравнивали, обмазывали глиной, крыши настилали из сосновой и березовой коры. Такие ямы и под каждой хатой. Набегут враги и сожгут селение, но вернутся хозяева из леса — хаты нет, а пища наготове. Бортники выискивали по чащобам дуплистые деревья — ульи, делали на них топорами затесы — у каждого свое тавро. Если дупло высоко, древолазы надевали на ноги железные шипы на ремнях и лезли вверх, — то была выдумка Савостия, он сам шипы отковывал.

И женкам было полно забот в лесу: собирали и сушили впрок грибы, дикие лесные груши и яблоки, орех, лещину.

Изредка Ярослав и Юрко наезжали по вечерам на мельницу к Яришке. Она заводила удивительные речи о древней старине, что слышала от старших. Мельничиха ставила на стол вкусную снедь. Под медовуху шел веселый разговор. Гости любовались красивой девушкой, пока не приходила пора идти ей на моление. Не сразу юноши освобождались от воспоминания о ней. Лишь потом, подъезжая к Соснову, Ярослав начинал говорить о Всеславе. Только она будет женой!.. Жена! Какое счастье таит в себе это слово!

Уже полгода прошло, как они расстались. Всеслава подарила ему золотую застежку к плащу работы лучших киевских златоковцев. На пряжке искусно изображена львиная голова, глаза из граненого изумруда горят на солнце зеленым пламенем.

— Будь смел, как лев, — сказала она, прикалывая застежку. — Но будь и осторожен: лев спит, а один глаз все видит, и уши все слышат.

Тихим летним вечером прощались они; он тогда сказал ей:

— Буду. Ты это узнаешь. Теперь я — князь!

— Вот, по-княжески и не суди строго: человек добр, только жизнь ожесточает его. Будь к своему народу справедлив и ласков, как был Ярослав Мудрый. Его любили люди, за ним шли все!

— Буду. Ты услышишь и это.

— Будь здрав и силен! — Она перекрестила его. — Я стану ждать тебя и твоих вестей.

— Я прискачу сам.

— Когда слава твоя засверкает, батюшка не станет перечить.

— Я добьюсь доброй славы!

— Ладно было бы! Но если беда страшная придет. Гордо держись! Ты — князь! Я буду молиться за твое спасение...

Светлый это был час, и он запомнился на всю жизнь. Ее слова вошли в душу навечно. И он шлет ей сейчас послания. Пронские гонцы каждый месяц скачут в Киев с вестями. И привозят ответ. Но хватит ли у нее сил ждать? Когда еще будут готовы новые свои хоромы? Когда все в Донском княжестве наладится? Не просватает ли ее отец, князь Киевский Рюрик, за королевича заморского? Их много, вертлявых и тонконогих, пестрыми табунами наезжают в Киев на смотрины прекраснейших русских княжон, ходят вальяжно или надутой павлиньей походкой, в смешном — расписных одеяниях, кривят тонкие губы: все им не так, все не по нраву!.. Только ахают и охают завистливо, когда речь заходит о богатствах Руси... Там, на западе, им все уши прожужжали о русских несметных сокровищах. У русских невест — богатейшее приданое.

Ярослав даже вскочил со скамьи — так бы и умчался на коне в далекий Киев! Прямо — в ночь! Но что это изменит? Надо ждать, пока Всеслава не возмужает, войдет в полнолетие. Она станет его невестой! И уж тогда в обиду себя не даст, что захочет, то и сделает. Она такая! Она рождена повелевать. А славу он завоюет!