Внуки

— Берлинцы по собственному почину взялись своими силами восстановить один дом, — сказал Герберту лейтенант Мельников. — И как ты думаешь, что это за дом?

— Множество домов придется теперь восстанавливать. Могу ли я угадать, с чего начнут берлинцы?

— Очень интересно, — сказал молодой лейтенант. — Они начинают с Оперного театра.

— Вот чудаки… — рассмеялся Герберт. — И ничего важнее они не нашли?

— По-моему, замечательно, что восстановление начинается с Оперного театра. — Лейтенант и Герберт проехали по широкой, совершенно разрушенной улице, где раньше находились институты, театры, административные здания, частично построенные из массивных каменных плит. Фугасные и зажигательные бомбы разрушили все эти дома. Превращенное в подсобный лазарет изжелта-серое здание городского Оперного театра с его куполообразной крышей уцелело.

Мужчины выносили раненых на носилках, укладывали их на ручные тележки и увозили.

— Неужели тут еще лежали раненые? — удивился Мельников. — У них, верно, и медицинской-то помощи никакой не было.

Они вышли из машины. Несколько человек, стоявших на тротуаре, глядели на советского лейтенанта, точно ждали от него какого-нибудь сообщения или указаний. Но, видя, что лейтенант со своим спутником молчат и только оглядывают все кругом, крикнули им:

— Хотите помочь нам? Можете вы дать на время вашу машину, чтобы быстрее и удобнее перевезти раненых?

— Сюда бы роту русских — пошло бы дело веселей!

— Кем послана сюда эта рабочая бригада? — спросил Герберт.

— Да мы никакая не рабочая бригада, — ответили ему. — Это наш дом.

Советский лейтенант прислушался. Наш дом? Он подошел к рабочему, который это сказал.

— Ваш дом, говорите? Что это значит?

— Мы все здешние. Я рабочий сцены, служил в этом театре одиннадцать лет.

— А мы трое — оркестранты!

Один из оркестрантов указал на коренастого, несколько грузного человека, который нес на плече корзину и, дойдя до пустыря, усыпанного обломками, опорожнил ее.

— Вот это певец.

Герберт взглянул на лейтенанта. Лицо русского офицера сияло. Одних лет с Гербертом, он казался гораздо моложе: юное лицо, большие светло-голубые глаза и два ряда ровных, белых как снег зубов.

— Включимся? Как ты на этот счет? — тихо спросил он Герберта.

— Давай! Несколько часов в нашем распоряжении есть!

Лейтенант крикнул:

— Мы хотим вам помочь. За что раньше всего приниматься?

— Помочь — это хорошо, а вот как же с машиной? — спросил рабочий.

— С машиной?.. Ах да! Ну, конечно же, можете воспользоваться ею для перевозки раненых.

Лейтенант крикнул шоферу, чтобы тот перевез всех раненых в больницу.

Мельников и Герберт с группой рабочих вошли внутрь. К лейтенанту подошел пожилой человек невероятной худобы. Скулы у него торчали, глубоко запавшие глаза были обведены темными кругами.

— Я здешний техник, сударь. Нам нужны лампы, шнур, изоляционная лента, медная проволока, а главное — инструмент. — Он ни на шаг не отходил от лейтенанта. — И доски нам нужны. Пол на сцене поврежден. Еще нужны гвозди, шурупы, тиски, даже клея настоящего у нас нет…

«Боже мой, в какое дурацкое положение мы себя поставили, — думал Герберт. — Разве мы в состоянии им помочь и добыть все это?»

А Мельников бодро кивал и говорил:

— Будет!.. Все у вас будет!.. Да-да, все будет!

— Комендант города!.. Приехал комендант города!.. — Новость передавалась из уст в уста. Перед театром стояли советские легковые машины.

Герберт сказал Мельникову, что приехал комендант. Лейтенант на мгновенье опешил. Потом овладел собой и быстро проговорил:

— Мне нельзя попадаться ему на глаза, — и бросился к дверям.

В эту минуту из соседнего помещения выходили приехавшие советские офицеры, и Мельников прямо на них и налетел.

Он все время выносил строительный мусор из здания и был весь в пыли и песке. Генерал молча оглядел его. Лейтенант Мельников стоял вытянувшись и не отводил глаз от генерала.

Генерал подозвал его к себе.

Мельников подошел и стал перед ним во фронт.

— Товарищ лейтенант, что вы здесь делаете?

— Я помогаю этим людям расчищать здание Оперы, товарищ генерал-полковник!

Теплая улыбка пробежала по лицу генерала. Он протянул лейтенанту руку:

— Благодарю вас!

Мельников схватил протянутую ему руку. Лицо его пылало. Он часто дышал. Но по-прежнему смотрел прямо в глаза генералу.

Тот кивнул ему:

— Продолжайте!

Генерал-полковника обступили рабочие сцены, музыканты, певцы, техники. Старались протиснуться поближе и несколько молодых хористок и балерин. Герберт, державшийся несколько в стороне, слышал оживленный разговор, вопросы, просьбы, а иногда веселый смех, которым встречались находчивые остроумные ответы генерала. Голос тощего техника слышался сквозь общий гул голосов: «Медная проволока, изоляционная лента, гвозди, шурупы, стальные тиски…» Герберт слышал, как генерал сказал:

— Поверьте мне, я рад, что вижу в вас столько воодушевления. Ибо искусство нужно народу, как хлеб!

— …и ламп нет. Даже настоящего клея и того нет. Порядочного инструмента нет у нас…

— …Я предлагаю открыть театр постановкой «Фиделио».

— Почему бы не начать с «Глубокой долины»?

— А я за «Мейстерзингеров»…