Есть и другие дороги. Несколько похуже. Но лучше нет. Это самый прямой путь.
Королева Рубия на мгновение задержала на нём свой взгляд. Наконец она сказала:
– Тогда мы потерпим. Спасибо, Ваше Высочество.
– Мама! – воскликнула Кротость. Робость издала такой звук, будто её стошнило.
Принц Джаспид, широко улыбнувшись, вернулся на своё место во главе отряда.
В этот момент принцессе Эстии захотелось увидеть улыбку принца Бифальта. Улыбка его брата вселяла надежду. Веселья – через край, и ни капельки злобы. Если её будущий муж улыбается так же…
По-видимому, экипажи и военный отряд в этой части Отверстой Длани встречались не каждый день. Пока карета медленно продвигалась вдоль переулков, Эстия заметила, что люди спешат из своих домов, чтобы взглянуть на прибывших. Большие экипажи и сопровождавшие их гвардейцы невольно оттесняли зрителей к стенам жилищ, но жители трущоб не расходились, наоборот, они всё прибывали и прибывали, и толчея усиливалась. Женщины в рваных юбках и запачканных блузках, с чумазыми лицами и спутанными волосами; измождённые мужчины, одетые в самые причудливые лохмотья – в то, что сумели отыскать, дабы прикрыть свои мускулистые руки и выпирающие рёбра; юноши и девушки, по виду которых можно было подумать, что для поддержки своих семей им приходится рыться в мусорных кучах или продавать себя в переулках. А толпа всё не убывала. Там были и дети – и Эстии сделалось дурно, но не от окружавшего её зловония, – маленькие мальчики и девочки в рубашках до колен или совсем голые. Все в чём-то перепачканные. С раздутыми от голода животами, их ноги казались слишком тонкими, чтобы выдержать тяжесть их тел. Эстия видела детей в Жажде Амики и вокруг неё, видела, как в их глазах горел огонёк любопытства и озорства. В Отверстой Длани дети наблюдали за экипажами с застывшим, пустым от непроходящего голода взглядом. Можно было бы выбрать с полдюжины из них, но среди выбранных не нашлось бы ни одного со здоровыми зубами.
На мгновение внимание принцессы привлекла полуодетая молодая женщина с чертами запуганной старухи, рядом с ней, по колено в сточных водах, стояла трёхлетняя девочка. Ребёнок сосал большой палец матери, словно это была единственная пища, которую он когда-либо знал. Широкие глаза девочки, не моргая, следили за королевским экипажем.
– Мама! – взвизгнула Робость. – Заставь их уйти! Они ужасные!
– Безобразные! – добавила Кротость. – Это оскорбление. Забери нас домой! Мы не можем оставаться здесь!
– Девочки! – Впервые в своей жизни Эстия услышала, чтобы мать прикрикнула на них. – Имейте хоть каплю разума! Это беллегерцы. Они могут вас услышать!
Скорее тон королевы Рубии, чем её слова, заставили Кротость и Робость задрожать и спрятаться в углу кареты. Принц Джаспид, возглавлявший эскорт, радостно воскликнул:
– Хорошо сказано, Ваше Величество!
Эстия, принцесса Амики, обнаружила, что переводит взгляд с матери на сестёр, будто никого из них никогда не видела раньше. Но в эти мгновения принцесса поняла очень важную вещь: она заметила, что слишком сильно была похожа на сестёр и слишком мало – на королеву.
Однако прошли годы, прежде чем она поняла себя достаточно хорошо, чтобы догадаться: её первое появление в Кулаке Беллегера, дорога через Отверстую Длань – всё это было частью ухаживания. Тяжёлое положение людей этой страны сделало то, чего не сумел сделать сам принц Бифальт: оно отвлекло её от привычного видения войны. Оно показало ей, что бедность – это не просто слово. Это другое имя для страдания.
По мере того как экипажи и их сопровождение мучительно продвигались в сторону старых городских укреплений, внешний вид домов постепенно улучшался. Сначала появились стены, целиком сколоченные из досок, затем грубые угловые камни, а затем и настоящие двери, закрывающие входы вместо занавесей из ткани или кожи. Некоторые из строений стояли отдельно, не опираясь на своих собратьев. То тут, то там виднелись выцветшие вывески над дверями магазинов.
Дорога постепенно расширялась. Через некоторое время она уже походила на настоящую улицу. Вместо грязи появился песок – за дорогой следили. Временами сточные канавы по бокам были настолько глубокими, что отходы уже не вытекали наружу. Пахло теперь не так отвратительно. И кавалькада двигалась немного быстрее.
Но на широкой улице помещалось больше жителей Отверстой Длани. Вскоре с обеих сторон эскорта и кареты стояли целые толпы горожан. В отличие от тех, кого Эстия видела раньше, эти явно лучше питались и одеты были приличнее. Они и выглядели крепче. А ещё их больше интересовало необычное зрелище – амиканская королева с дочерьми. Вокруг экипажей стал подниматься шум: мужчины и женщины разговаривали друг с другом, выплёскивали свои чувства и звали соседей и знакомых. И вот Эстия услышала гул нарастающего гнева.
Он становился всё громче и громче, пока не превратился в настоящий рёв. Началось беспорядочное скандирование, повторяющийся возглас «амиканцы!». Слово это произносилось так, будто оно было скверным ругательством. Одни кричали: «Грязь!» А другие более откровенно: «Шлюхи!»