Внутри газовых камер. Подлинный рассказ работника крематория Освенцима

Сейчас это трудно осознать, но тогда мы ни о чем не думали, не могли перекинуться друг с другом ни единым словом. Не потому, что это было запрещено, а потому, что мы были в ужасе. Мы стали роботами, которые подчинялись приказам и не думали – лишь бы прожить еще несколько часов. Биркенау был настоящим адом. Никто не мог понять логику этого лагеря. Вот почему я хочу рассказать эту историю – рассказать, пока могу полагаться лишь на свои воспоминания, на то, что видел лично я, и не более того.

Итак, немцы отправили нас за дом, где были вырыты ямы, и приказали вынести тела из газовой камеры, чтобы сложить их там. Я не пошел в газовую камеру, а остался снаружи, ходил туда-сюда рядом с Бункером. Другие из зондеркоманды, более опытные, чем мы, отвечали за укладку тел в ямы и следили за тем, чтобы огонь не погас. Если тела были уложены слишком плотно, воздух не мог проникнуть внутрь и огонь рисковал погаснуть или ослабнуть. Это привело бы в ярость капо и немцев, которые наблюдали за нами. Ямы были наклонными, поэтому человеческий жир, который выделялся при горении трупов, стекал через всю яму в угол, где был установлен своего рода чан для его сбора. Когда огонь начинал угасать, мужчины брали немного жира из этого чана и бросали его в огонь, чтобы распалить его с новой силой. Такое я видел лишь в ямах Бункера-2.

После двух часов этой особенно тяжелой работы послышался гул приближающегося мотоцикла. Старейшины зондеркоманды в ужасе пробормотали: «Малах ха-Мавет!» Именно здесь состоялось наше мрачное знакомство с «ангелом смерти». Так на идише заключенные называли ужасного эсэсовца Молля[26]. Нас пробивало дрожью от одного только его взгляда. Не понадобилось много времени, чтобы узнать о его жестокости и о том, какое садистское удовольствие он получает от издевательств над людьми. Не успел он затормозить, как уже завыл, словно разъяренный зверь: «Arbeit!» («За работу, свиньи – швайне – евреи!») При появлении этого немца темп работы значительно ускорился. Когда он понял, что мы вдвоем несем тело, он очень разозлился и закричал: «Nein! Nur eine Person für einen Toten!» («Нет! Один человек на один труп!») Тут и вдвоем было не так просто волочить труп по грязи, в которой утопали ноги. Но одному! Не знаю, как я справился, потому что силы были на исходе.