Во Флоренах

С приходом начальника политотдела все оживляются, как это обычно бывает, когда появляется уважаемый и любимый человек. Даже про усталость в его присутствии забываешь. Если ты закусываешь, тебе обязательно хочется и его угостить. Когда он встает, и тебе уж как будто сидеть незачем. А случись у тебя неприятность, от его доброго слова тебе сразу становится легче.

Колхозники почти силой усаживают Иванова за стол, наливают ему борща. Каждому хочется о чем-нибудь спросить его или же что-то рассказать. Со всех сторон раздается: «товарищ Иванов», «Тимофей Андреевич!»

— Моя дочка работает учительницей, в Кишиневе. Пишет, что выходит замуж за аспиранта. Что это такое — аспирант, товарищ Иванов?

— Почему в газетах иногда пишут «Народно-демократическая республика», а иногда «Народная республика»? Какая здесь разница?

— Эй, потише вы! Знаете, почему нам до сих пор не сказали, сколько мы получаем трудодней? Злые языки говорят, что счетовод изменил жене. А она узнала об этом и всыпала ему перцу. Теперь бедняга и на люди показаться не может.

Иванов всем отвечает, весело шутит, вытирая пот с лысины, и с аппетитом ест.

Уже совсем стемнело. Черные тучи обложили небо, закрывая луну и звезды. На противоположном склоне, по ту сторону долины, светятся огни тракторов, к нам доносится их глухой рокот. Немного повыше шалаша Горця печет на углях не угасшего еще костра кукурузу. Мы остаемся вчетвером: Иванов, Оня Патриники, Штефэнукэ и я. Председатель только что пришел.

Иванов обеспокоен: через пять дней осенняя пахота должна быть закончена. А колхозу, по его нынешним темпам, хватит работы минимум дней на восемь. Кто же в этом виноват? Трактористы вспахивают гораздо больше, чем полагается по норме. А вот на лошадях в колхозе мало пашут. Почему работает только десять пар?

Штефэнукэ медлит с ответом. Да, вина, конечно, его. Он этого не отрицает. У него есть слабость: он не может отказать, когда его о чем-нибудь просят. Один берет телегу и отправляется в город на базар, другой выпрашивает лошадь для работы дома, на своем участке.

— Сколько раз я говорил тебе. — выговаривает ему Иванов. — Озимь — прежде всего, а потом и о другом можно подумать.

— Мы закончим во время, Тимофей Андреевич, даю честное слово. Я понимаю, что так нельзя. С завтрашнего дня сюда все силы будут брошены.

— Закончим, — поддерживает Оня председателя. — Право слово, незачем беспокоиться. Бригада моя сегодня твердо решила: все выполним к сроку.

— Разве когда-нибудь бывало, чтобы наш колхоз отставал? — спрашивает Штефэнукэ.

Иванов достает папиросу. Зажженная спичка освещает его лицо, и я замечаю, что он повеселел.

— Я верю тебе, — говорит начальник политотдела, положив руку на плечо Штефэнукэ.

Домой мы едем с Ивановым в его машине. Горцю усаживаем рядом с шофером, сами садимся на заднее сиденье. Иванов приглашает ехать с нами и Штефэнукэ, но тот поднимает руки, словно обороняясь:

— Что вы! Разве я могу в эту ночь не быть в поле вместе со всеми!

Разговаривая с Ивановым, Штефэнукэ ни разу не взглядывает на меня. Сердится! Я вспоминаю, какой у председателя колхоза был усталый вид, когда он пришел сюда. И теперь он еще остается на всю ночь! Правильно ли я сделал, что обрушился на него в газете?.. Но у меня снова всплывает в памяти его пятнистая свинья, подрывающая своим рылом стены колхозной фермы. Нет, я поступил правильно.

— Не думайте, что в вашей заметке все справедливо, — говорит мне по дороге Иванов.

Политотдел проверил, и оказалось, что на корм для свиньи Штефэнукэ колхоз удерживает из его трудодней. Но и это нежелательно. Почему все-таки председатель считал возможным держать свою свинью на свиноферме? Другие ведь не держат. Иванов находит, что, в общем, моя заметка полезна.

Но разве это все, что я могу сделать для колхоза? Нет, начальник политотдела мною недоволен. Почему школа в стороне от жизни села? И, конечно, общественную работу школы должен бы возглавлять не беспартийный Андрей Михайлович, а я — коммунист!

Иванов понимает, что я впервые сталкиваюсь с практической работой в селе. Но прошло достаточно времени, можно было бы уже освоиться. Здесь, частично, и его вина. Впредь он постарается это учесть. Но я не должен ждать, пока придет начальник политотдела, возьмет меня за ручку и покажет, что делать.

Иванов говорит горячо. Я ничего не могу возразить ему: он совершенно прав. Я беседовал с ним только один раз, когда вставал на партийный учет. Но он меня помнит и следит за моей работой.

Андрей Михайлович

— То, что вы вчера сделали, Степан Антонович, противоречит всем законам педагогики. Держать ребенка до десяти часов вечера в поле!.. И даже директора школы не поставить в известность… Как можно! За это на вас следовало бы наложить взыскание, Степан Антонович!