Во Флоренах

Такими словами на следующий день встречает меня Андрей Михайлович. Я недоумеваю: то есть как это не поставил в известность директора? Я ведь предупредил его, что Горцей займусь специально и что беру на себя всю ответственность за него. Я не думаю, что вчерашний день повлиял на Горцю плохо. Сегодня я спрашивал о нем других учителей. Горця приготовил уроки по всем предметам. Правда, я не знаю, когда он успел… Вероятно, встал раньше, чем всегда. Может, и не доспал… Но ведь я не каждый день собираюсь с ним проделывать такое.

Андрея Михайловича меньше всего, конечно, интересует Горця и его воспитание. Ему бы только пререкаться! Все никак не может забыть того спора из-за двойки, которую я поставил Григорашу!

— Если бы не наша с вами старая дружба, — слово «дружба» Андрей Михайлович произносит особенно значительно, — и если бы я не имел дела с молодым педагогом, я бы безусловно вынес вам выговор, да еще в районо написал бы!

Выходит, что директор проявляет снисходительность ко мне. Во имя чего ты делаешь это, дружище?

— Пишите, куда хотите! — говорю я равнодушно. — Я считаю правильным свой подход к Горце.

— Степан Антонович, зачем вы спорите? Ведь, надо думать, нам не один год еще придется работать вместе!

— Работать, но не мешать друг другу!

— Ах, вот как? Но я все-таки директор, не так ли?

— Директор тоже может быть неправ. И я не собираюсь извиняться перед вами, если никакой вины за собой не чувствую.

Андрей Михайлович меняется в лице. Повернувшись ко мне спиной, идет к окну.

— Я вас больше не задерживаю, Степан Антонович. Можете делать все, что вам в голову взбредет. Хоть в кружок бальных танцев запишитесь… Да, должность директора школы — нелегкое ярмо!

Не знаю, глуп он или притворяется. Ему ли говорить об ярме! Что-то не видно, чтоб он особенно надрывался на работе!

Я долго не могу заснуть. Меня мучает вопрос: что он за человек? А ведь я был знаком с ним когда-то.

Осенью 1939 года я впервые переступил порог Ясского университета. В кармане у меня было сто лей. Приблизительно столько же родители обещали высылать мне каждый месяц. Прежде всего нужно было найти себе угол. Я наводил справки у старших товарищей, где бы мне достать комнату. Пусть совсем плохонькую, где-нибудь на окраине, лишь бы дешевую. «Дешевую? — смеялись студенты. — Где же ты такую найдешь?»

Однажды, во время обеда в студенческой столовой, ко мне подошел высокий и широкоплечий юноша.

— Андрей Сэкултец, — отрекомендовался он, — студент четвертого курса математического факультета. Будем знакомы. Я слышал, что вам негде жить. Могу указать одно место, где сдается комната. И недорого просят.

Он с улыбкой протянул мне руку. Его большие черные глаза на загорелом, с правильными чертами лице изучали меня.

Сэкултец пошел вместе со мной. Комната, которую он мне рекомендовал, находилась в центре города.

— Сколько вы хотите за нее? — спросил я хозяйку, низкорослую, тучную женщину.

— За ценой дело не станет, — подмигнул Сэкултец хозяйке. — Госпожа дорого не берет с таких честных и бедных парней, как вы.

Я остался. Комната была изолированной. Одно окно выходило в сад. Я наслаждался чистотой, теплом и уютом. Но меня не переставала тревожить мысль: сколько хозяйка потребует все-таки за такую хорошую комнату?

Утром пришел Сэкултец и застал меня в постели.

— Как? Вы еще спите? Полдня и целую ночь?

Он не знал, что я семь ночей провел на вокзале, где мне едва удавалось вздремнуть часок-другой. Я поделился с Андреем своим беспокойством: а вдруг хозяйка потребует много денег?

Сэкултец рассмеялся:

— Вы ей будете платить столько же, сколько я своей.

Он снимает комнату в соседнем доме, у вдовы, сестры моей хозяйки. Сколько он платит? Ничего не платит. Вдова держит лавку на базаре, и Сэкултец отпускает в этой лавке овощи. То же самое придется мне делать для моей хозяйки, и все будет в порядке.

— Да, но когда же заниматься?

Сэкултец смеется над моей наивностью. Заниматься!.. Студент должен быть, прежде всего, хорошо одет. Вечером ему не мешает заглянуть в ресторан. Для этого нужны деньги. А где их взять, как не у старой бабы, которая заставляет тебя целый день торчать в ее лавке? Вовсе не обязательно, чтобы ты немедленно отдавал ей все вырученные деньги. Может и подождать. Иначе, как бы он мог купить золотые часы, которые у него на руке? Отец Сэкултеца — сельский учитель. Ну, виноградник у него еще есть, корова. На двести лей в месяц, которые он высылает сыну, не разживешься. А заниматься? Хе-хе, браток! Важно, прежде всего, обладать хорошими манерами и элегантным костюмом. Тогда и диплом обеспечен.

— Так, значит, и мне придется торговать овощами на базаре?

— Что ж, если это вас не устраивает, платите за комнату триста лей в месяц.

В ту ночь я снова ночевал на станции. Через три дня мне удалось снять угол за девяносто лей в месяц, правда, в четырех километрах от университета. Меня это, однако, все же устраивало.