Во Флоренах

— И кто бы мог такое подумать про Степана Антоновича!

— Нашел, к кому придраться…

Я пришел в клубную библиотеку обменять книги и тут случайно услышал эти весьма удивившие меня слова.

Отворяю дверь в читальный зал, и сразу становится тихо. Здесь собралось довольно много народу. Некоторых я знаю.

— Добрый вечер!

Только два-три голоса отзываются на мое приветствие, и то сквозь зубы. Я в недоумении. В ушах стоит: «Кто бы мог подумать такое про Степана Антоновича!»

— Вы Андрея Михайловича ищете? — спрашивает меня незнакомый пожилой человек. — Он недавно был здесь и ушел.

Ясно, что меня выпроваживают.

Я беру у библиотекаря книгу и ухожу. За спиной слышу шопот. Чей-то приглушенный голос говорит:

— Т-с-с… Тише…

Что все это значит?

Рядом с читальным залом находится комсомольская комната. Там я застаю Андриеску. Он встречает меня необыкновенно холодно.

Несколько дней тому назад после лекции в партийной школе Андриеску сказал мне, что хочет организовать кружок шоферов из двенадцати подростков. Было бы хорошо ввести в программу занятий кружка и несколько общеобразовательных предметов. Когда и где мы можем встретиться, чтобы посоветоваться? И вот сейчас я ничем не занят, могу потолковать с Андриеску.

— Ну, как обстоит дело с кружком шоферов? — спрашиваю я его.

Андриеску бросает на меня какой-то странный взгляд и неохотно отвечает:

— Не к спеху, Степан Антонович, как-нибудь в другой раз.

Да, повидимому, это все то же. Дело серьезное. Но Андриеску — коммунист. Почему бы ему не говорить со мной прямо? Но спрашивать я не стану. Никакой вины я за собой не чувствую.

После обеда иду в кооператив купить себе хлеб и масло. По дороге меня окликает Мария Ауреловна.

— Степан Антонович, я очень ценю в людях искренность. Скажите, неужели это правда, что о вас говорят? Будто Санду…

— Санду? Постойте, он второй день не приходит в школу…

— И это все?! — Мария Ауреловна пристально смотрит на меня. — Вы делаете вид или в самом деле ничего не знаете? Уже два дня, как он сбежал из дому!..

Я останавливаюсь, как вкопанный.

И мгновенно вспоминаю, что произошло… Как-то на перемене Филипаш говорит мне:

— Степан Антонович, мы на совете отряда решили инсценировать повесть Катаева «Сын полка».

— Очень хорошо.

— Я думаю, что для роли Вани больше всех подходит Санду. А Марина говорит, что Горця. Какова ваша точка зрения, Степан Антонович?

— Что? Что ты сказал?

— Как вы думаете, Степан Антонович? — поправляет себя Филипаш.

— Вот так, милый, и говори. Когда я, наконец, приучу тебя выражаться просто! А с мнением твоим я согласен. Санду больше подходит для роли Вани, чем Горця.

Филипаш просит меня присутствовать на репетициях. Ну хотя бы на первой. Само собой разумеется, что драматическим кружком будет руководить Михаил Яковлевич. А он, Филипаш, будет ему помогать. Но добрый совет Степана Антоновича был бы тоже кстати.

— Хорошо. Я приду.

Санду отказывается играть. Не потому, что не хочет. Вижу, что мальчик просто боится мачехи. Ему ведь придется поздно приходить домой. Я стараюсь повлиять на Санду. Чего ты боишься, говорю я ему. Ты такой же ученик, как все. Ока не имеет права запретить тебе.

И мальчик остается. Роль ему нравится и идет у него хорошо. Он становится живее, веселее, непосредственнее.

После репетиции я задерживаю его.

— Как дела дома?

— Все так же, — отвечает он. И лицо его снова Принимает хмурое выражение. Ничего не изменилось. Только в школу ему не запрещают ходить. А с занятиями все в порядке? — продолжаю я расспрашивать его. Как он успевает по географии, естествознанию? Неважно, — признается Санду. Вот если бы у него было время, если бы дома разрешали заниматься…

И вдруг мальчик спохватывается.

— Ой, уже темнеет. Мама прибьет меня… — На лице у него испуг. — Спокойной ночи, Степан Антонович!

Вот и все.

— Вот и все… — повторяет за мной Мария Ауреловна. — А знаете ли вы. какой слух распространился в селе? Говорят, что вы его били в тот вечер — за то, что он плохо учится. Будто для этой цели вы и задержали мальчика в школе.

— Я его бил?! И вы поверили этому, Мария Ауреловна?!

Она отвечает не сразу.

— Нет, разумеется, не поверила. Но все-таки доля вины ложится и на вас.

Мария Ауреловна серьезно обвиняет меня. Я ведь знал, каково приходится мальчику дома. Зачем же я вовлек его в драматический кружок? И если я обязался заботиться о нем, так надо было действительно заботиться. Она, конечно, уверена, что я не способен ударить ребенка. Но слухи остаются слухами. Все село говорит. Страдает авторитет школы, педагогов.

Да, Мария Ауреловна права. Два дня подряд Санду не приходит в школу, а я даже не интересуюсь, что с ним. Но где же все-таки мальчик? Куда он скрылся?

Андрей Михайлович очень взволнован: а что, если с мальчиком случилось несчастье? Хорошенькое будет дело! Вот и выходит, что прав был он, Андрей Михайлович. Разве он не предупреждал меня, что не надо брать на себя ответственность! Если видишь, дело не совсем чисто, всегда лучше остаться в стороне. Теперь вот придираться будут. И не только к Степану Антоновичу. И с него будут спрашивать, с Андрея Михайловича. Ведь он директор!