Во имя человека

Она покраснела, отодвинулась. Даже вдруг попыталась натянуть на колени свою коротенькую юбку. Но спросила уже так, как и разговаривала со мной в эту смену:

— В каком смысле странно?

— Ну, с чего это вдруг — я и на танцы?!

— А-а-а?!

— Что — а-а-а?

Санька выговорила поспешно:

— Возраст у тебя — нормальный для танцев, в клубе строителей и лысые дедушки бывают. — Чуть покривилась: — Репутация у меня, конечно… — Снова посмотрела прямо в глаза мне: — Но я тебе правду сказала.

— Ну, тогда сегодня вечером и пойдем.

Санька спросила без улыбки:

— А танцевать-то ты хоть умеешь?

— А иначе какая бы у меня причина на танцы идти?

— Да, действительно, какая?.. Что это я опять запамятовала: видела ведь, как ты танцуешь. Для танцев, конечно, ты кавалер средненький, но уж сделаю тебе снисхождение: начальство как-никак, механик крана.

— Уж как мне тебя и благодарить, Санька?!

— А ты — подумай, может, что путное придумаешь.

Мы сдали, как обычно, смену, вымылись, сели за стол обедать. Катя ела и читала какую-то книжку. И верзила Смоликов, конечно, молчал, ел с аппетитом. Тетя Нюра вздохнула:

— Что-то позабыл нас этот вежливый следователь?..

— А чего ему о нас помнить?.. — равнодушно и негромко спросил Смоликов. — Это для нас Прохоров был свой человек, а у следователя таких дел — десятки. Закрыл очередное, то есть про Игната, поскольку все тут яснее ясного, и начал следующее.

— Радость у меня, тетя Нюра! — сказала неожиданно Санька. — Уговорила я наконец-то Серегу пойти со мной на танцы сегодня вечером.

— А что?! — обрадовалась тетя Нюра. — Нельзя, Сереженька, все бирюком на кране в глуши сидеть. Горе, конечно, так ведь и отвлечься когда надо! — Глянула искоса и коротко на Катю.

Катя продолжала есть и читать свою книжку… И Смоликов не поднял головы от тарелки… «От хотения до делания — дистанция огромного размера…»

— Не опозорить бы мне только Саньку, тетя Нюра, ногу бы кому не отдавить!

— Санька к любым кавалерам привыкла!.. А ты — человек воспитанный.

Смоликов сказал:

— Ты сам берегись, чтобы тебе не отдавили ногу, не подсовывай ее по неопытности под чужой каблук.

— Ну, спасибо, тетя Нюра, — я встал, пошел к радиотелефону, отчитался за смену перед Аллой Викторовной.

— Не удалось мне, Колосов, побывать сегодня у вас на кране, — сказала она. — Целый день у Панферова с инжектором мучаемся… — и замолчала выжидательно.

— Да у нас все в порядке, не беспокойтесь, пожалуйста.

— Ну, до ночного пересменка, — помолчав, сказала она, повесила трубку.

Я пришел в каюту. Тетя Нюра мыла посуду на кухне, улыбнулась мне:

— Иди-иди, попляши для разнообразия.

В нашем кубрике были Смоликов и Санька. На Саньке уже было ее единственное выходное платье, синее с каемкой белых кружев по воротнику и концам рукавов. На стройных ногах — тонкие чулки, лакированные туфли. Светлые и коротко остриженные волосы были причесаны как всегда, будто с нарочитой небрежностью. Санька спокойно и деловито доставала из стенного шкафа мой костюм, белую рубашку, галстук, аккуратно раскладывала все это на моей койке. А на полу уже стояли рядышком мои выходные ботинки.

— Ты, Саня, лицо накрась, как всегда, — вдруг спокойно проговорил Смоликов.

— Что, дядя Ваня? — Санька резко крутанулась на каблучках, оборачиваясь к нему, тотчас поняла, кивнула согласно: — Ага!

Какое-то растерянное у Саньки лицо, будто испуганное даже, словно она готовилась к чему-то важному, исключительному…

— Я достала все твое, — нерешительно выговорила она, чуть покраснела: — Знать бы раньше — отгладила бы тебе костюм. Редко вы пользуетесь своим выходным костюмом, товарищ механик крана! Зависелся он в шкафу!

— Серега — выгодный муж будет, — так же ровно выговорил Смоликов и вдруг сел на койке, спустив на пол свои длинные ноги: — Вспомнил, что курево кончается. Прогуляюсь с вами до магазина, в компании — и мне веселее, — и начал неспешно одеваться. — Куда поведешь-то нас? — спросил он Саньку. — В село или в поселок строителей?

— Для такого долгожданного и коллективного выхода подавай нам центральный клуб строителей, а?! Одевайся скорей, Серега! Буду уж сегодня экскурсоводом у вас, старички заплесневелые!..

8

У Саньки оказалось все предусмотрено, для моих и своих выходных туфель даже были приготовлены два целлофановых мешочка.

— Иначе нельзя, Серега, — пояснила она. — Приходится к обстоятельствам приспосабливаться.

Смоликов тщательно выбрился, тоже надел выходной костюм, рубашку с галстуком. И неожиданно оказался высоким представительным мужчиной, даже интеллигентным с виду, молчаливо-вежливым. И равнодушно-неподвижное лицо его с сонными глазами сейчас казалось уже не то задумчивым, не то просто усталым. Санька долго и удивленно рассматривала его, по-птичьи наклоняя голову к плечу, все-таки сказала:

— Громом меня разрази, дядь-Вань: вылитый ты сейчас наш учитель математики! — Зорко прищурила свои серые глаза: — Темнишь ты что-то нам всем…

Все так же шумел дождь за стенами каюты, пол ее привычно покачивался согласно поворотам работавшего крана.