Во имя человека

— С Аллой Викторовной все в порядке, — сказала Катя. — Кризис у нее уже миновал. Теперь полежит она еще пару неделек и выйдет. Нам с Иваном Иванычем дали посидеть у нее всего десять минут, потом выставили.

— Пока вы гуляли, — сказал я, — к нам приезжали механики кранов, договорились, как завтра беседовать с Пушкаревым.

— Но где же вы столько времени-то пропадали? — спросила Санька. — В клуб, что ли, ходили или в кино?

— Да нет. На телефонном переговорном пункте часа три просидели, пока меня с домом соединили, — ответила Катя. — Зашли еще на почту, забрали письма из города. Вам, молодожены, целая куча поздравительных телеграмм.

Смоликов встал, пошел в коридор, вернулся, неся в руке пачку писем и телеграммы.

Мне были от Вити Пахомова и от Пелагеи Васильевны, а Саньке — целая пачка. Я вопросительно поглядел на нее, она смутилась, прошептала:

— Ты, Сережа, не обижайся: я написала всем девочкам, с какими еще была в детдоме, ну и тем, с кем сейчас живу в общежитии.

— Ну и правильно, — согласился я, снова посмотрел на Катю: она все так же пристально глядела в черный иллюминатор, молчала, прищурившись, уже не замечая нас…

— Когда с Игнатом… это случилось, — наконец негромко и трудно начала она, — я написала большое письмо маменьке… То есть маме. Оно, конечно, получилось у меня резким, но я в нем все сказала, что думаю о своем воспитании в семье. И сейчас ни от одного слова своего письма я не отказываюсь! И поджидала я, какой же будет ответ из дому. На почте оказалась телеграмма отца, что у мамочки… то есть у мамы инфаркт случился. Ну, Иван Иванович и заставил меня позвонить домой.

— В каждой избушке, конечно, свои игрушки… — мягко начала Санька.

— Нет, это, Саня, не игрушки… Игната убили, горе у меня… Хоть и косвенно, но моя мать воспитанием, которое мне дали, заставляет меня переживать все это болезненнее, чем, может, другая пережила бы… Нет, не то я говорю! И другая или другой переживали бы это так же, но сильнее они были бы, чем я. Чувствую я, что на всю жизнь это горе по Игнату при мне осталось. — Катя пошла, в дверях обернулась, поглядела на Саньку и вышла, плотно и бесшумно притворив за собой дверь.

20

Цех Пушкарева, высоченный и просторный, протянулся метров на сто. На бетонных фундаментах были установлены станки. Работало в цеху около трехсот человек. Сейчас, во время строительства химкомбината, обязанности цеха были весьма многообразны. Ване приходилось туговато. Цех изготавливал приспособления, необходимые при монтаже оборудования комбината. Занимался и самим монтажом его, если на стройку вместе с аппаратурой не приезжали специалисты завода-поставщика. На плечах Пушкарева лежал и весь текущий ремонт механизмов, начиная от примитивной ручной лебедки и кончая шагающим экскаватором. Для наших инжекторов токари Пушкарева выточили конусы, теперь должны были сварить круговые рельсы, установить их на железнодорожные платформы тоже рабочие его цеха. И хотя одним из главных на строительстве был отдел снабжения, возглавляемый расторопным Мещеряковым, но Ване приходилось косвенно заниматься и этим, вроде обеспечения наших кранов морозоустойчивой смазкой на зиму. Ваня часто говорил, мечтательно вздыхая:

— Вот пустим комбинат, пойдет через мой цех постоянная продукция, посвободнее и ровнее дышать начнем. — И круглое, простоватое лицо его, пухлощекое, с небольшим носом, белобрысой мальчишеской челкой, голубыми ясными глазами под выпуклым лбом сразу делалось таким, что уж просто невозможно было назвать Пушкарева Иваном Владимировичем: становился Ваней-Ванюшей, которого от полноты душевной даже хотелось погладить по головке.

Застекленный кабинет Пушкарева помещался в углу цеха. Вместе со мной приехала Санька: мы захватили наши паспорта, чтобы после разговора у Пушкарева зайти в загс, подать заявление.

— Иди-иди, я здесь тебя подожду, — шепнула Санька, села на скамейку у дверей кабинета.

Стометровый пролет цеха шириной метров в двадцать, высотой около десяти был уставлен аккуратными рядами станков, там и тут виднелись фигуры людей в рабочих комбинезонах, остро чувствовался запах железа и масла.

— Чем тебе не индустриальный центр, а?! — с невольным восхищением сказал я. — Ну, подожди меня: у Вани дел много, совещание будет коротким, — и вошел в кабинет.

Так и оказалось. Наш вариант перемонтажа кранов был принят. Когда вышли от Пушкарева, перед дверьми его кабинета топталась Санька.

— Молодожены наши! — засмеялась и обняла Саньку Наташа.

Дворец бракосочетания еще строился, пока же регистрация браков была в Доме культуры. Санька от кого-то из шоферов узнала, что хоть и работает загс почти круглосуточно, но очередь — год. И второе, что нас с ней беспокоило: постоянно мы с ней были прописаны в городе, а здесь, на строительстве, — только временно, зарегистрируют ли нас?