Во имя Чести и России

Многое было сделано за двадцать лет. И, как водится, нажиты и почитатели, и хулители, возводившие на архимандрита разные клеветы. В конце 40-х к отцу Игнатию пришла литературная известность. В журнале «Библиотека для чтения» вышли его первые статьи… Ко всем прочим своим талантам, настоятель обладал редким даром слова – как устного, так и письменного. Говорил, как писал. Писал, как говорил. Его проповеди были полны глубины и прочувственности, знания человеческого сердца и святоотеческих трудов, изучению коих отец Игнатий уделял много времени с юных лет. Вместе с тем проповеди эти были написаны живым литературным языком, что облегчало восприятие их в сравнении с зачастую вязкими древними текстами.

Имея такого духовного наставника, грешно было искать лучшего, и Федя прижился в Троице-Сергиевой обители. Правда, доктора не одобряли этот выбор. Пораженному тем же недугом, что и отец архимандрит, юному живописцу предписывался теплый, сухой климат. Но Федя не слушал врачей.

Лишь три дня как оправившись от очередного приступа, еще шатаясь от слабости и лихорадки, превозмогая ломоту в суставах, он пришел теперь в церковь, над росписями которой трудился, и принялся за работу.

– Напрасно вы так истощаете свои силы, – послышался голос отца Игнатия. – Здесь сыро и холодно, а вы еще очень больны.

– Нет, отче, я чувствую себя прекрасно! – как можно бодрее отозвался Федя, спускаясь с лесов. Но слабость подвела его и, сойдя на пол, он сильно покачнулся. Настоятель поддержал его:

– У вас жар, и весь лоб в испарине. Умерщвление плоти, к которому мы призваны, не стоит осуществлять с такой не по уму ревностью, или же это может обернуться уже грехом.

– Но ведь вы сами, отче… – слабо возразил Федя. – Вы даже в ледяную воду ныряли, когда запутались сети… Потому что из всех монахов были лучшим пловцом…

– Было такое, правда, – согласился настоятель. – Но так ведь нужно было сети распутывать, и некому было сделать это, кроме меня. А оттого, что вы оставите росписи еще на несколько дней, ничто и никто не пострадает. Когда я в годы моего послушничества бывал тяжко болен, то не только лежал в своей келье, но дважды вынужден был возвращаться в родительский дом, чтобы восстановить силы. Вам их также надлежит восстановить, дабы служить Богу вашим даром. Поэтому ступайте к себе и отдыхайте.

Воля отца архимандрита – закон. Получив благословение, Федя побрел в свою келью. Однако, на монастырском дворе он задержался, заметив новоприбывших странников. Среди обычного странного люда выделялся один человек. Он был одет просто, но очень чисто и аккуратно. В его осанке явно чувствовалась военная выправка, а длинные седые волосы и окладистая борода не могли скрыть благородного лица. Этому необычному бродяге было, должно быть, лет около семидесяти, но его движения были по-юношески легкими. Лишь правая рука его висела неподвижно…

Вокруг странника собралась толпа. Это были и другие бродяги, и монастырские насельники. Федя приблизился и потянул за рукав стоявшего ближе всех к нему послушника Максима:

– Что это здесь за собрание?

– Да ты знаешь ли, кто это? – кивнул Максим на чудного пришельца. – Это тот самый человек, что оборонял Соловки и Колу!

О герое Соловков и Колы, успевшего покинуть Белое море прежде, чем его догнала Государева награда, Федя уже слышал от прохожего люда. Дивно было видеть теперь его самого! Кто бы мог подумать, что он уже так стар!

Странного человека, как оказалось, осаждали просьбами рассказать о славных делах, коим был он участником. Герой отнекивался, тонко улыбаясь и щуря глаз:

– Что рассказывать, братцы. Уж, поди, и без меня вам все изрядно обсказали… Соловки отстояли мы без потерь. А господа пираты в отместку разорили и разграбили деревянную церковь на Заячьем острове, у города Онеги ограбили Крестный монастырь и несколько строений, сожгли деревни Лямицкую и Пушлахты… У последней мужички наши им изрядно бока намяли – пятерых супостатов убили, еще нескольких ранили.

– Простые мужики? Нешто?

– Да вот такие же, как ты. Войск наших там не было. 23 крестьянина во главе с холмогорским окружным начальником министерства имуществ Волковым. И побежали от них господа пираты! Потому что грабить – это одно, а воевать, хоть бы и с мужичьем – совсем иное.

– Вот те и владычица морей!

– Позорники! Трусы!

– А в газетах-то своих они этот разбой за свою победу выдали! – воскликнул Федя, который с началом войны стал весьма пристально следить за событиями на фронте.

– А с Колой что? Верно ли, что ее сожгли дотла?

– Вы бы, братцы, сперва хоть квасу путнику предложили, а потом пытали с пристрастием, – снова улыбнулся старик.

Сразу несколько молодых монахов бросились за квасом. Все, от юноши до старца, от последнего бродяги до отрешенного от мира затворника, жаждали узнать подробности английского варварства и нашего геройства.

Странный человек не стал более отделываться короткими фразами и удовлетворил общее патриотическое любопытства.