— Хочу вернуться в Рим, — внезапно объявила она. — Я скучаю по родине, Альдо. И больше не могу быть здесь одна. Пора уезжать.
Мой отец понятия не имел об этих ее чувствах. Внешне всегда казалось, что все в порядке. Я хорошо училась в школе. Они стали больше путешествовать вместе. Он знал, что у нее имелись трудности с английским языком и ей не хватает личных контактов, но даже не подозревал, насколько она несчастна. Зная, что он не в том положении, чтобы спорить, отец согласился без единого слова возражения.
Так и случилось, что в конце лета 1973 года у меня не осталось иного выбора, как собрать свои вещи и распрощаться со всеми подругами. Отец решил, что дом продавать не стоит — на тот случай, если когда-нибудь мы захотим вернуться туда на семейные каникулы или даже на постоянное жительство. Стоит ли говорить, что это было моим самым горячим желанием.
Я все еще не сумела проглотить эту первую горькую пилюлю, когда за несколько дней до отлета из Англии моя мать усадила меня к себе на постель и сказала, что должна кое-что сообщить мне — а такие слова никогда не были добрым знаком. Чувствуя, что внутри у меня все сжалось, я приготовилась к очередной «бомбе».
— У твоего отца в Италии есть жена, — сообщила она, и у меня отпала челюсть. — И три сына.
Мое сознание — сознание 10-летнего ребенка — едва ли было способно проглотить эту новость. Папа женат на какой-то другой женщине? С другими детьми? Я была совершенно уничтожена.
— Погоди-ка, а ты разве не замужем за папой?
— Нет, Патрицина. Не замужем, — с некоторым раскаянием проговорила она, пытаясь смягчить этот удар.
В голове у меня все поплыло. Как и любой ребенок, я всегда считала, что мои родители вместе, и никто другой между ними не стоит — что нас только трое в целом мире. Мысль о том, что у моего отца есть другая семья, не укладывалась в моей голове, но меня поразило в словах матери иное.
— У меня есть братья? — переспросила я, вытаращив глаза.
— Да, — ответила она. — Их зовут Джорджо, Паоло и Роберто, но они намного старше тебя. Они женаты, у них есть собственные дети.
Сердце пропустило удар, когда я старалась сохранить в памяти их имена. Мои мысли кипели от вопросов. Какие они, мои братья? Похожи ли мы? Близки ли мне по возрасту их дети? Вместо этого я задала более острый вопрос:
— А они обо мне знают?
Она кивнула. «Почему мама не сказала мне раньше? — задумалась я. — А если им рассказали об их младшей сестре, почему они не попытались со мной связаться?»
— Ты должна понять, что это не идеальная ситуация, — продолжала она, видя, как помрачнело мое лицо. — Не стоит рассчитывать, что они сразу примут тебя с распростертыми объятиями. Они намного старше тебя, у них есть собственная жизнь. У тебя не будет с ними ничего общего. Кроме того, они не слишком высокого мнения обо мне и были не очень довольны, когда узнали о тебе.
Заметив выражение моего лица, она многозначительно продолжала:
— Ты точно такой же ребенок своего отца, как и они, но они… скажем так, смотрят на это иначе…
Мама перевела дух и начала заново:
— Это никак не связано лично с тобой. Все дело в деньгах.
— Когда я с ними увижусь? — спросила я, проигнорировав ее пессимистичные выкладки. Мне не терпелось увидеть этих своих живых и настоящих братьев, что бы они обо мне ни думали.
— В какой-то момент вы сможете встретиться, — со вздохом ответила она. — Твой отец это организует.
Когда вскоре после этого разговора я садилась в самолет, меня переполняли противоречивые эмоции. Печаль из-за расставания со своим домом, школой и всеми подругами. Возмущение из-за того, что матери даже не пришло в голову посоветоваться со мной или подумать, каким болезненным для меня будет этот переезд. Страх при мысли, что придется начинать все заново в новой школе, где я никого не знаю, и дрожь заинтригованности, вызванная известием о том, что я не единственный ребенок.
Глядя в иллюминатор в момент взлета, я мысленно повторяла только одно: «У меня есть братья. У меня есть
Однако вопреки моим надеждам прошло больше года, прежде чем состоялась первая встреча с ними. Вначале мне пришлось обживаться в новом доме, привыкать к другому распорядку жизни, который начался с расписания занятий в английской школе Св. Георгия. Меня, привыкшую к сравнительно уединенному существованию в Херст-Лодже, внезапно поглотил водоворот волнующего нового окружения, где школьники говорили на многих разных языках и я сразу же освоила итальянские ругательства. Однако самой лучшей новостью были мальчики.
Я быстро сошлась с девочкой по имени Андреа Биззарро, которая тоже недавно приехала из английского пансиона. Когда она села рядом со мной в классе, у нее не оказалось при себе ручки.
— Можно мне взять на время твой карандаш? — спросила она, увидев остро наточенные карандаши в моем новеньком пенале.
— Только с возвратом, — довольно резко ответила я. К счастью, она не стала мне это припоминать, и мы вскоре подружились.