Во имя Гуччи. Мемуары дочери

В то время, как я обрела новую лучшую подругу в лице Андреа, мама заводила друзей не так легко. Она даже с матерью Андреа познакомилась лишь спустя несколько лет, зато очень скучала по Лиз и близким отношениям, которые между ними сложились. Узнав, что у Лиз рак груди, мама была безутешна. Затем однажды вечером ей приснился один из ее вещих снов, в котором она увидела куклу, лежавшую ничком в ванне, полной воды. Когда кукла перевернулась, у нее оказалось лицо Лиз. Это видение преследовало маму всю ночь, а на следующее утро ей позвонили и сообщили, что ее дорогая подруга умерла. Мамины рыдания наполнили дом, она часами безутешно плакала. Никогда не видела ее настолько расстроенной, и, как бы ни старалась утешить, мне не удавалось облегчить ее боль.

Приехал отец и печально сказал мне:

— Она была в таком же состоянии, когда скончалась твоя бабушка. Мы просто должны дать ей время.

Вскоре ему пришлось столкнуться с собственной утратой, когда в 1974 году от рака легких умер его брат Васко. Ему было шестьдесят семь лет, он всего на год моложе папы. Они никогда не были особенно близки, тем не менее папа тяжело переживал эту утрату. Смерть Васко повлекла новую расстановку сил в компании, когда вдова продала долю своего мужа в бизнесе моему отцу и дяде Родольфо — и соотношение долей означало, что папины решения больше нельзя оспаривать большинством голосов. Приближалось его 70-летие, но он ни при каких условиях не собирался покидать свой пост и был полон решимости оставаться во главе, на шаг опережая растущую конкуренцию. Он также жаждал вознаградить своих сыновей за их упорный труд, несмотря на продолжавшийся конфликт семейных интересов. Однако мой отец никому не позволял вставлять себе палки в колеса, поэтому, учредив дочернюю компанию под названием Gucci Parfums Inc. и назначив на посты директоров своих сыновей, он наконец добился желаемого. В конечном счете и это предприятие оказалось в высшей степени успешным.

Тем временем единственный сын Родольфо, Маурицио, продолжал бунтарский путь и в конце концов женился на своей «сомнительной» Патриции Реджани. Мой отец послал на свадьбу символический подарок, но лично не присутствовал — как и все прочие ближайшие родственники. Дядя Фоффо отрекся от сына, и некоторое время казалось, что мой 24-летний кузен никогда не вернется в клан Гуччи. Такие глубокие распри сильно беспокоили моего отца, который всю жизнь положил на поддержание принципов рода Гуччи, чтобы сохранить семейное наследие и единство. В итоге чаша его терпения переполнилась, и он почувствовал себя обязанным вмешаться. После нескольких встреч с враждующими сторонами у него возник план. Маурицио вместе с Патрицией предстояло перебраться в Нью-Йорк, где он мог заняться постижением искусства розничной торговли под руководством моего папы. Он не мог претендовать на долю в предприятиях компании и у него не было права голоса в совете директоров до того момента, пока делом не докажет свою ценность как работника и лояльность семейному бизнесу. Этот договор удовлетворил всех.

Маурицио с молодой женой въехали в пустовавшую запасную квартиру отца на Западной 55-й улице, но вскоре решили, что она недостаточно для них хороша, и перебрались в номер отеля «Сент-Реджис». В итоге они уговорили моего дядю купить им пентхаус в новеньком «Олимпик Тауэр» — знаменитом черном стеклянном здании рядом с собором Св. Патрика, которое построил Аристотель Онассис[54]. Из этой квартиры с панорамными окнами от пола до потолка открывались весьма зрелищные виды на город. Молодые супруги жили в гораздо большем комфорте, чем мой отец и любой из его родственников, благодаря одержимости Патриции обладать всем самым лучшим. Она знаменита своим высказыванием: «Предпочитаю рыдать в „Роллс-Ройсе“, чем быть счастливой на велосипеде». Она носила дизайнерскую одежду и была усыпана украшениями, от блеска которых начинали слезиться глаза, позиционировала себя как манхэттенскую светскую львицу и упивалась своим новообретенным статусом миссис Гуччи.

Когда вопрос с Маурицио был улажен, мой отец вернулся к делам, продвигая свой план по дизайну линейки автомобилей. «Кадиллак-Севилль» стоимостью 20 тысяч долларов производился General Motors[55], выпускался в трех цветовых вариантах и имел виниловую крышу, украшенную «ромби»-дизайном GG, тканевый интерьер в тон, эмблему из переплетенных символов GUCCI из 24-каратного золота, отделку рулевого колеса, роскошные сиденья и фирменные красно-зеленые «конные» ремни. Любой, кто готов был заплатить дополнительно 7000 долларов, получал подобранный по цвету набор чемоданов и сумок. Этот проект дизайнерских автомобилей, который стали называть «большим папочкой», явился одним из первых примеров сотрудничества бренда класса премиум и производителя автомобилей, продолжив дорогу для многих последователей.