Во имя Гуччи. Мемуары дочери

Знакомясь с людьми в Лондоне и Нью-Йорке, я обычно представлялась просто Патрисией. Так было проще. Впоследствии я использовала свою фамилию по мужу, предпочитая оставаться неузнанной. Теперь круг замкнулся, поскольку все мои дочери, не следуя моим советам, решили объединить эту фамилию с фамилиями своих отцов, рискуя, что их будут воспринимать теми, кем они не являются.

Для моего отца его имя было всем. Задолго до того, как они с дедом сочинили семейную историю, папа гордился тем, чего они достигли и как изменили судьбу своего рода благодаря упорному труду, проницательности и решимости. Из неимущих шляпников, жителей захолустной Тосканы, их семейство превратилось в богатых производителей предметов роскоши, ставших брендом, которому не было равных.

Фамильные сокровища папа искренне намеревался передать своим сыновьям, своему племяннику и — полагаю, в конечном счете — мне и моим детям.

Он и представить не мог, что однажды его имя будет смешано с грязью, или — хуже того — бесчестье на него навлечет его собственная плоть и кровь. Эта перемена участи потребовала от него грандиозной адаптации, и я знаю, каким сокрушительным разочарованием она для него стала. Впервые за десятки лет потеряв свой офис, куда нужно было приезжать на работу, и не имея ясного представления о том, какое направление избрать в бизнесе, он смог лишь устроить временную нью-йоркскую базу в соседней квартире и пытаться сохранять достоинство. Мама бо́льшую часть времени проводила в Италии; она прилетала в Нью-Йорк, оставалась там на месяц, а затем возвращаясь в свое убежище. Каждый день приходила папина секретарша, чтобы помогать ему с телефонными звонками и бесконечной перепиской — с юристами, бухгалтерами, коллегами и родственниками в Италии.

Когда он предложил, чтобы мы с Сантино перебрались обратно в мою прежнюю квартиру напротив его собственной, я сразу же согласилась. Этот новый «дом» смотрелся несколько устарело и действовал угнетающе после нашего яркого, белого, полного воздуха лофта, так что отец с радостью позволил мне обновить квартиру, чтобы она соответствовала нуждам молодой семьи.

Приятно было снова находиться рядом с ним, особенно в такое ужасное время. Он очень исхудал, и у него появилась какая-то загнанность во взгляде, которая надрывала мне сердце. К счастью, я была настолько занята, что у меня не оставалось времени на долгие раздумья. Будучи членом совета директоров и руководителем, ответственным за оформление витрин, я по-прежнему имела свой участок работы, которая включала голосование по вопросам, выносимым на совет, вне зависимости от направления дальнейшего развития компании. Джорджо и Роберто тоже входили в совет, но оставались в Италии, откуда могли сообщать новости папе. Я очень мало контактировала с ними, и мой отец был единственным, кто разбирался с их проблемами. По какую бы сторону Атлантики мы ни находились, нам всем было запрещено выдавать какую-либо информацию моему отцу, хотя, конечно, мы все равно это делали. Я, в частности, стала его глазами и ушами во всех вопросах, связанных с отчетами, протоколами и служебной перепиской компании. Знала, что Маурицио и его присные могут уволить меня, если им станет известно о моих манипуляциях, но я была готова к этому риску.

Первое слушание по делу отца было назначено на январь 1986 года. Поверенные договорились с отцом, что он признает свою вину, выплатит деньги, которые задолжал по налогам, и все ограничится штрафом, хотя он и настаивал, что бухгалтерская деятельность компании осуществлялись без его ведома. По мере приближения назначенного дня его приготовления к слушанию становились все интенсивнее. Я потеряла счет встречам с его адвокатами, которые продолжали уверять нас, что сумеют убедить суд оставить отца на свободе.

Чтобы защитить семейные активы, мой отец решил разделить свои акции итальянских предприятий между Джорджо и Роберто, ничего не дав Паоло. Себе он оставил всего 16,7 процента акций американских предприятий. Если оценивать ситуацию задним числом, это было самым катастрофическим решением в его жизни. Он отчаянно желал защитить семейное достояние и ни на миг не задумался о том, что на семью нельзя положиться.

Поскольку в жизни отца происходило столько важных событий, у меня оставалось мало времени, чтобы думать о чем-то еще. Прошло полгода с рождения Александры, а ее до сих пор не крестили. Родители Сантино, религиозные католики, предупреждали, что, если с ней что-то случится, она окажется в чистилище. Когда они пригласили нас в тот год провести Рождество вместе с ними, мы договорились крестить дочку 30 декабря в их родном городке в северной Италии.