Во сне и наяву

Он отключил телефон, не стал слушать, что ему отвечали, пусть ноет что хочет, Роэ не волновали его дела. Этот ушлепок должен делать то, что ему велят. Гена Мартынов долгое время был подручным Виталия Леонидовича. Его шнырем и должником. Роэ нашел его на улице, на Литейном: тогда Мартынов был молод, зелен, пил пиво со взрослыми алкашами из трехлитровой банки, воровал, играл в картишки, в те времена таких называли бродягами. Когда Виталий Леонидович его взял к себе, он был расторопен и старателен. Теперь же всякий раз, когда Роэман ему звонил, он начинал что-то ныть про свои дела, про то, что у него своя жизнь, и прочее и прочее. Мартышка стал крутым, ну, он так полагал. Стал забывать, гнида, благодаря кому из уличного босяка превратился в «человека».

А на Невском зонты, зонты. Как всегда, толчея. Туристы. Курьеры со своими коробами. Непрерывный поток машин. Дождик. Петербург. Он любит это место, эту круглосуточную суету. Здесь много женщин. Молодых женщин. Молодые женщины для него всегда символизировали жизнь. А Роэ очень любил жизнь.

У него есть время попить кофе и съесть что-нибудь. Но нужно было сделать еще один звонок. Он пролистал список почти до самого конца: «Уродина». То, что нужно. Включил вызов. Ему ответили так быстро, как будто ждали. Вернее, не ответили, просто пропали гудки и появился фон помещения, на том конце его слушали. Но ни одного слова ему не сказали и не скажут.

– Выходи через полтора часа, я приеду, отвезу тебя на место.

В ответ тишина. Так было всегда. Он к этому привык и отключил связь. Роэ знал, что на том конце все поняли.

Теперь можно и поесть. На пятом этаже торгового комплекса располагался фудкорт. Там было много разной еды, но ему все равно, он мог есть самую дрянную пищу. Здоровье позволяло. Еще он хотел выпить три двойных эспрессо. В общем, собирался получать удовольствие.

Бургер, большая картошка, соусы, большой кусок пиццы, кока-кола в литровом стакане, пива пол-литра, хинкали, сет суши с лососем.

Все это он съел весьма быстро и запивал теперь крепчайшим кофе. Единственное, что раздражало, – здесь нельзя было курить. Но зато, в отличие от ресторанов с официантками, никто ему в тарелки не заглядывал, и он мог съесть столько, сколько хотел. Там сожрать на глазах у какой-нибудь девицы шесть блюд было нельзя. Эти дуры и так шушукались между собой, что он такой… не толстый, а всегда заказывает обеды или ужины из четырех блюд с десертом.

Виталий Леонидович направился вниз, ожидая момента, когда он, выйдя на улицу, прикурит сигарету и сделает первую затяжку.

Но он еще не вышел из парадной, когда телефон в его кармане зазвонил. Мартышка.

– Да, – говорит Виталий Леонидович.

– Это я, – слышит он в телефоне, – жду на месте.

– Иду.

И пока Роэман не отключил телефон, услышал еще:

– Роэ, давай побыстрее, я тут ряд перегородил.

«Роэ, давай побыстрее!» Ублюдок охамевший, совсем потерял уважение. Виталий Леонидович выключил телефон, чтобы ненароком не сказать пару ласковых. Мартышка, конечно, многому научился там, в Истоке; он вырос, взял себе хорошую территорию, вот теперь и здесь корчит из себя того, кем не является. Конечно, он поставит его на место, никуда Мартын не денется… А если вдруг вздумает корячиться, то…

Виталий Леонидович вышел на улицу и сразу закурил. Дождь не кончился. Улица Восстания всегда битком забита машинами, а тротуары – людьми. Метро рядом, Невский тут же – ничего удивительного. Роэман сразу увидел, на чем приехал Мартынов.

«Это просто тупой, понтованный дебил». Роэман всегда говорил Мартышке, что нужно быть скромным, не бросаться в глаза, избегать показухи, а этот дебил приехал на новеньком, сверкающем «гелендвагене». Сколько такой стоит? Миллионов десять? Больше? «Да еще перегородил одну полосу и так забитой улицы! Да, скромный и не бросающийся в глаза дебил!»

Виталий Леонидович быстро просачивается сквозь спешащих под дождем пешеходов и припаркованные автомобили к мигающему аварийкой «гелендвагену». Открывает дверь, лезет на заднее сиденье.

– Слушай, Роэ, – Мартынов поворачивается к нему с водительского сиденья, – не кури в машине.

«Господи, это просто воплощение моды и понтов, раньше был босяк с трехлитровой банкой пива, теперь тот же босяк, только на „гелике“ и в тряпках с подписями. Клоун без вкуса, но при деньгах».

Виталий Леонидович закрывает дверь, не выбросив сигареты, и прямо перед носом Мартынова стряхивает пепел на пол. И произносит тоном, не допускающим возражений:

– Поехали за Иррой.

Но возражения последовали: Мартышка обнаглел настолько, что начал откровенно буреть:

– Пока сигарету не выкинешь, мы никуда не поедем.

Он серьезен, крут, он будет настаивать на своих правилах в своей машине. Да, будет… Вот только Виталий Леонидович левой рукой без размаха, но очень сильно, самыми костяшками, бьет его в нос. Голова Мартышки отлетает назад. Капли крови по всему молочному салону, даже на потолок попали. Он хватается за нос, кровь ручьями, прямо через пальцы, на одежду, на дорогую обивку, в глазах Мартынова удивление, переходящее в ненависть:

– Да ты охерел, урод?