Во тьме безмолвной под холмом

– Я видела это, преподобная Лоу, – сказала Тельма. – Мне казалось, уж вы-то, как никто другой, стремитесь соблюдать общественные приличия. Я подниму этот вопрос на следующем заседании приходского совета…

Мэдлин склонилась над джек-расселом, делая вид, что возится со спящей собакой.

– Утекай, Элли, пока не поздно, – прошептала она. – Спасайся.

Элли взяла шапку и перчатки и направилась к двери, умудряясь сохранить серьезную мину. Ей было неловко бросать Мэдлин на произвол судьбы, но она утешила себя тем, что викарий, возможно, натаскала джек-рассела по команде трахать ногу обидчика.

Элли поспешила обратно к Соборной церкви на Вышней улице. Как сумела очистила Томов БМВ от снежной корки, завела двигатель, включила дворники, потом мигалку и поехала мимо кольцевой развязки в сторону Колодезного тракта.

Большинство дорог вокруг Барсолла, даже длинные отрезки Северной дороги, не были освещены. Уличные фонари немного улучшали видимость, но как только Элли миновала последний из них, ей оставалось полагаться лишь на фары, и мир превратился в клубящийся туннель из подсвеченного снега.

Элли снизила скорость до двадцати миль в час, потом до десяти. Она не ожидала никого встретить, кроме Тома, возвращающегося на базу, чтобы попасть под раздачу мадам Слушаю-и-Повинуюсь (как он порой за глаза называл Тельму), но на дороге мог быть гололед.

От Барсолла до Верхотуры было чуть меньше мили. Колодезный тракт шел под гору, огибая склон, слева от Элли высился известняковый утес, справа находился отбойник, а за ним – отвесный обрыв. Элли забрала поближе к утесу, стараясь в него не врезаться. Попеременно сняла руки с руля, чтобы вытереть взмокшие ладони, и горько пожалела о трех глотках виски, которые пропустила в пабе.

Впереди дорога делала поворот. Там же начиналась и Верхотура, но утес больше не защищал машину от ветра, а стало быть, буран вот-вот обрушится с новой силой.

Да там не так уж и далеко, убеждала себя Элли. Совсем недалеко.

Вдруг откуда ни возьмись ее захлестнула волна боли и одиночества. Как некстати, ошеломленно подумала она. Впервые за долгие годы ей ужасно захотелось не просто оказаться дома, а чтобы рядом был кто-то, кто обнимет ее, приготовит ужин и заверит, что все-все будет хорошо. Впервые она почувствовала, что работа уже не удовлетворяет ее. Как чертовски вовремя.

В такую погоду легче легкого перевернуться на машине. Разбить ее и замерзнуть насмерть. А то и хуже. Рука Элли непроизвольно потянулась к дробовику. Вспомнились нож в руке Тони Харпера, погром в «Колоколе» и на Воскресенском подворье, а больше всего – слова Лиз Харпер: «Ты увидишь. Сегодня ночью Они придут за тобой».

Довольно. Если у нее кризис, его можно преодолеть и дома, заперев двери и накачиваясь виски. А сейчас она доедет до Верхотуры, найдет Тома, и они вдвоем вернутся в Барсолл.

Но когда она добралась до Верхотуры и медленно въехала на площадку для пикников, света не было, лишь сине-желтые клетки баттенбергской разметки[11] на борту «Лендровера» сверкнули в сиянии фар. Что-то казалось неправильным. Мгновение спустя Элли поняла, что именно: «Лендровер» был перевернут и лежал на крыше с выбитыми стеклами.

– Черт, – пробормотала она и включила фары на полную мощность. Салон перевернутой машины по-прежнему был частично погружен в темноту, но внутри не просматривалось ни Тома, ни каких-либо признаков жизни. В свете фар тоже ничего не наблюдалось.

Том всегда держал в пассажирском отсеке БМВ тяжелый полицейский фонарик – один из запасных, сохранившихся от прежнего участка; Элли взяла его и вылезла из машины, мимоходом сунув ключи в карман. В машине была установлена система “Runlock”, поэтому двигатель продолжал работать, а фары оставались включенными.

Хотя расположение Верхотуры делало ее наилучшим местом, чтобы ловить пропадающий сигнал, она принимала на себя все удары стихии, и сегодняшняя ночь не стала исключением. Вздрогнув от жалящих хлопьев и ледяного холода, Элли направилась к «Лендроверу».

Снег покрыл днище машины слоем в несколько дюймов и проник в окна. Элли попыталась прикинуть, как долго она так лежит. Минут десять? Двадцать? Но если вы ранены или без сознания, этого более чем достаточно.

Она присела на корточки у задней части перевернутой машины и посветила фонариком. Не только заднее стекло, но и фары были разбиты. Элли враскорячку переместилась к пассажирскому окну и посветила фонариком в салон, но первое впечатление оказалось верным: внутри никого не было. Все стекла были высажены – не просто разбиты, а выбиты с такой тщательностью, что остались лишь тоненькие кромки стекла по краям.

– Том? – крикнула Элли, чувствуя, что все усилия тщетны. – Том!

Ответа не было. Он мог лежать всего в паре метров от нее, уже наполовину погребенный под снегом. Элли посветила фонариком по сторонам в поисках любых неровностей на белом покрове. Столики для пикников и мусорные баки были занесены снегом, но их ни с чем нельзя было спутать; то, что она искала, должно быть намного ниже, всего лишь холмик в снегу.