Во власти его величества

Понятия не имею, кого помянули, но слово явно ругательное. Решила на всякий случай запомнить.

– Бедный ребенок! – неодобрительно покачала головой девица, поднимаясь из-за своего рабочего стола. – Ладно, пошли уж!

Идти пришлось недалеко – до входной двери, которая при нашем приближении распахнулась сама. Будь я на месте рогатой, мне бы обязательно прилетело по носу, но она не растерялась, вскинула руку и ловко остановила дверь, вцепившись в нее тонкими пальцами с длинными черными ногтями.

– Страх потерял?! – прошипела она.

Меня аж передернуло. Растерявшись, не сразу поняла, кому, собственно, задан вопрос. Но все разъяснилось, когда из сумрачного коридора в приемную уверенно шагнул парень.

Темная кожа, темная форма со странным серебристым символом на груди, черные глаза и белые клыки, сверкнувшие, когда вошедший обаятельно улыбнулся.

Про чрезмерно высокий рост и пугающе развитую комплекцию нечего и говорить – я уже научилась воспринимать это как данность. Просто особенность этого мира – нечеловеческие глаза и чудовищные размеры.

– Что вы, маррэ, – нахально отозвалось заявившееся нечто, – я только что вас нашел!

Как мило. Особенно когда маррэ – знать бы еще, что это значит, – обольстительно нахалу улыбнулась. Так очаровательно, соблазнительно даже, что я бы сама поверила и растаяла от такой улыбки, если бы не видела ее руку, ногтями легко продырявившую деревянную дверь.

– Ты сейчас себе неприятности найдешь, Лэм. Выкладывай, что надо, и проваливай, пока я опять не засела за изменение протокола академии.

Опять?!

Лэм в ответ на слова девушки лишь беззаботно рассмеялся, явно не воспринимая угрозу всерьез.

– Ваш любимый раздел, обращение с адептами? – уточнил он с улыбкой на губах.

– Он, родимый, – заверила очаровательная рогатая дамочка. – Так мне за ним идти или сам сбегаешь?

– Да успокойтесь, – вскинул парень обе руки в примирительном жесте, вновь радостно улыбаясь, – сегодня я не по вашу душу, я к ректору.

– О, – явно обрадовалась Ирэа, посторонившись и пропуская парня, – он как раз не в духе. Проходи-проходи!

Он бы, может, и прошел, если бы в самый неподходящий момент вдруг не увидел меня. Какой же это сильный удар по самолюбию и чувству собственного достоинства, когда веселый парень при виде тебя заметно бледнеет, а его улыбка сходит на нет. Обидно же. Я с трудом сдержала желание поправить волосы.

– Раха мне в душу, – потрясенно пробормотал он, взирая на меня, – ты еще что такое?

Очень приятно, спасибо.

Ответить не успела. Парень, которому на вид я не дала бы больше двадцати трех лет, опустил взгляд и наконец заметил скрывающий меня черный плащ. Думала, побледнеть сильнее уже нельзя, но незнакомец наглядно продемонстрировал, насколько я ошибалась.

– Айрина Верховного? – со священным ужасом вопросил он и даже отступил на шаг.

Так. Очень интересно.

– Она, – хмыкнула Ирэа, насмешливо глядя на посеревшего парня.

Мне, как и ему, смешно не было.

– И что это значит? – Я невольно подалась ближе, желая услышать ответ.

И пусть не надеется, что поверю в ответ «ничего». С «ничего» так не пугаются!

– Это значит, что ты… вы… в полной…

– Адепт Лэм! – От громкого грозного окрика мы с парнем подпрыгнули одновременно, повернули головы и воззрились на застывшего каменным изваянием в дверях своего кабинета ректора. Пристально посмотрел на Лэма и ледяным тоном поинтересовался: – Вы что-то хотели?

Парень уже ничего не хотел, но все равно кивнул и скрылся в кабинете главы академии. Акар наградил меня и своего секретаря нечитаемым взглядом и молча удалился следом за студентом.

– Что происходит? – спросила я тихо.

– Тебе лучше не знать, – прошептала в ответ Ирэа.

Звучало очень жизнерадостно и многообещающе.

Дальше было только хуже.

Путем нехитрых расспросов удалось выяснить, что сутки здесь делятся поровну на день и ночь, каждый из которых состоит из двадцати пяти орэ. В одном орэ сто маэ, а в одном маэ сто мирэ. Таким образом, выходило, что в сутках было пятьдесят орэ, или пять тысяч маэ, или пятьсот тысяч мирэ.

Рабочий день в целом длился от двадцати шести до девятнадцати орэ. То есть большую часть ночи тут тоже не спали. И мне заранее стало страшно, потому что чуйка внутри настойчиво твердила, что это как минимум раза в два больше, чем земные сутки!

Ирэа привела меня в просторный зал, и страхи подтвердились, когда я узрела там огромные часы. Стоя на балкончике, напряженно следила за тремя стрелками, мысленно отсчитывая про себя секунды.

Две секунды на одну мирэ!

Математиком я была хорошим, не зря училась на архитектора, но постичь соотношение времени оказалось очень сложно. И не потому, что не знала, как посчитать, нет. Я просто пребывала в ступоре!

Но считать все же пришлось.

Две секунды умножаем на сто и получаем двести секунд в одной маэ. Умножаем еще раз на сто и получаем двадцать тысяч секунд в одном орэ. И еще разок умножить, теперь на пятьдесят – миллиард секунд в их сутках. А затем делим на шестьдесят, переводя секунды в минуты, еще раз на шестьдесят, переводя минуты в часы, а потом на двадцать четыре, делая из часов сутки.