Разве может быть так с человеком, которого знаешь всего пару дней, а он тебя – и дня не знает? Например, с Андреем, о котором я упоминала, ни разу за два месяца не ощущала ничего подобного. Просто он был серьезным парнем для красивой девушки, коей меня считали почти все мои знакомые. Наши отношения были скорее для окружающих. Но мне самой, моему сердцу, не было с ним так хорошо, как с Аяром.
– Мне кажется, что ты меня не слушаешь, – заметил он с улыбкой.
По-прежнему не открывая глаз, со смехом отозвалась:
– Ты не прав. Я слушала каждое твое слово.
– А слышала ли? – в его невероятном голосе отчетливо проскользнула хитрая насмешка.
Боже, какой же у него голос! Мужественный, сильный, уверенный, легкой хрипотцой пробивающийся мне под самую кожу и заставляющий дрожать что-то под горлом, у основания шеи. Его голос – это мириады сверкающих искорок, обнимающих меня со всех сторон. Его хочется слушать всегда. Сидеть на мягкой траве и наслаждаться звучанием голоса.
– Конечно, – клятвенно заверила, не моргнув и глазом.
И получила возможность наслаждаться его упоительным смехом.
– Ладно, – легко согласился он, откидываясь на спину, – тогда слушай дальше.
Я легла на бок, так, чтобы видеть и сказочный закат, и сказочного мужчину.
– Приходя в гости, ты не должна акцентировать внимание ни на чем конкретном, иначе хозяин дома будет обязан подарить тебе этот предмет. Также, идя в гости, нельзя нести какие-либо подарки, тем самым ты оскорбляешь хозяина. Во время светской беседы не принято говорить о финансах, это оскорбление. Нельзя обсуждать свои семьи, если собеседник не входит в круг твоих близких друзей. Если ты запланировала ужин на двоих, но твой гость по каким-то причинам не пришел, ужин нужно отменить.
– Аяр, – перебила я его, и эор тут же замолчал, вопросительно на меня глядя.
Я долго думала об этом, но все старалась гнать от себя неприятные мысли, а тут слова сами слетели с губ. И, видя его внимание, не смогла промолчать:
– Ты правда был у моей семьи?
Я хочу, чтобы он сказал правду. В то первое утро он соврал. Не знаю почему, но я это поняла – слишком он был напряженным, прямым… Смотрел мне в глаза и врал. В свете всего, что он сделал для меня за прошедшие дни, это кажется мелочью, я бы, возможно, и вовсе забыла, но: он лгал о моей семье.
– Аяр, скажи мне правду, пожалуйста. Какой бы она ни была, ответь честно, очень тебя прошу.
Он еще не произнес и звука, но я уже знала, что правды не услышу. Отчетливо это понимала, видя, как леденеет его вдруг утратившее всякие эмоции лицо.
Внутри все болезненно стянулось узлом. До боли прикусив губу, взмолилась:
– Хотя бы скажи, что с ними все хорошо.
Он вновь промолчал, но… в его глазах было сожаление. А в моих – жгучие слезы.
Я не знала, что он утаивает от меня, но догадывалась, что случилось что-то плохое. Об этом свидетельствовала и та ядреная смесь, что разливалась внутри меня, сжигая органы и опаляя кости, – смесь сожаления, чувства вины, тревоги и безумной боли. Сильной настолько, что хотелось кричать, лишь бы хоть как-то ослабить ее.
– Кто? – С трудом узнала собственный сдавленный голос.
Фигуру Аяра будто пеленой затянуло, он теперь казался пятном – непроглядно черным, нечетким, плавно меняющим свои контуры, и самым темным в померкшей окружающей действительности. А еще я остро ощутила, как закололо ладони. Не ведала, с чем это связано, но ощущение казалось правильным и нужным.
– Брат, – глухо ответил Верховный эор, гулко сглотнул и мрачно потребовал: – Держи себя в руках, Снежинка.
Я едва ли слышала, что он сказал, – в голове учащенным пульсом стучало: «Егор, Егор, Егор».
Срывающееся от переизбытка охвативших меня чувств горячее дыхание беззвучно шептало: «Егор, Егор, Егор».
Вдруг усилившийся холодный ветер шелестел травами: «Егор, Егор, Егор».
– Аяр, уходи, – слова слетели с губ сами собой.
Нечто внутри меня отчетливо понимало, что сейчас произойдет что-то кошмарное. Что-то, о чем переживали все вокруг. Что-то разрушительное, смертельно опасное. И как бы в этот момент я ни относилась к Аяру, мне не хотелось, чтобы он пострадал.
– Не уйду, Снежинка. – В мгновенно сгустившихся сумерках его упрямые слова потонули в порыве злого ветра.
Ветра, что холодом вымораживал все мои мысли и чувства, оставляя лишь тупую, ничем не глушимую боль и медленно возвращающееся воспоминание: Егора нет. Словно вынырнула из наваждения, отчетливо осознавая, что в тот миг тогда, когда я только попала сюда, его уже не было.
И как наяву: белоснежные стены больницы, пробивающие дрожью до костей завывания сползшей на пол мамы, укол, сделанный ей двумя мрачными медсестрами. И слова печального пожилого доктора: «Мне очень жаль, нам не удалось спасти вашего мальчика».
И бесконечная пропасть, что разверзлась в моей душе после этой фразы.
И боль, что не глохла со временем, выжигала меня изнутри, снедала все мое существо, пожирала мысли. Боль, что убивала меня каждое мгновение.
И снова четкие картинки: пасмурный день, собравшиеся на кладбище люди, чей-то плач. И мамин крик, что оглушал меня даже сейчас.